24 декабря Архивач восстановлен после серьёзной аварии. К сожалению, значительная часть сохранённых изображений и видео была потеряна. Подробности случившегося. Мы призываем всех неравнодушных помочь нам с восстановлением утраченного контента!
>>184017536 (OP) >пик 2 Ооооо бляяяяя)) Ну как тебе книга? Один раз прочитал и охуел от нее просто. Читал вдоль и поперек. Потом глаза устали уже и качнул аудиокнигу в телефон. С тех пор в течении уже полугода засыпаю только под нее.
>>184017643 >Лолита >Сексуальная аморальщина А тут дохуя моральный сайт по-твоему? Это раз. И с чего ты взял что лолита аморальная хоть в чем-то? ПО итогу она даже дохуя морализаторская книжка. Не говоря уже о том, что самые откровенные сцены написаны настолько иносказательно, что долбоебы, которые читают только ради них, иногда их тупо упускают из виду, лол. Двоих таких знаю типо: "Бля, перечитал от начала до конца, они так ни разу и не трахнулись"
>>184018386 Ну этим хотели показать что человека нет, есть только дизайнерские вещи на нем, а его самого нет. Утомляло так же описание гребанных телевизоров, телефонов плейеров и еще что то там.
Много, кстати, тут людей, кому сильно зашел Американский психопат? Я читал лет в 14, и она на мне просто неизгладимое впечатление оставила, и не сказать что в хорошую сторону меня в тот момент поменяла. Действительно, книга, которую надо читать выйдя из периода юношеского максимализма.
>>184018961 Мне зашла, причем очень. Каждую главу я очень внимательно читал, представляя как одет каждый персонаж, двубортный там костюм или смокинг и т.д. Просто, я не знаю даже как это описать. Сначала я ее просто читал каждый день, потом перечитывал хуеву тучу раз, а теперь, как писал выше, качнул аудиокнигу где чувак ее читает, и в течении полугода наверное засыпаю под нее.
>>184020587 Чтоб на айос пользоваться ботом флибусты, надо с андроида про десктоп хз создать групповой чат, в который пригласить тебя и бота, и все будет ок работать
Соседка ГГ дала двачеру свою писечку из жалости, а он ее убил во время соития. ГГ перед ему шлюху снял, а он сидел рядом весь отведенный час и даже не притронулся к ней.
Вообще рекомендую прочитать high life того же стокоу, коровы это такой блевотный аттракцион для желудков, хай лайв отличный роман, но есть только в виде аудикниги какого-то пидора и на инглише, хотя даже на инглише я искал до одури долго, лол. Кладбище мертвых апельсинов конечно же Фриск денниса купера Все остальное уже специфичное на разные жанры, типа ужустики с кишками или триллеры, или вообще просто трешня, тут надо уточнять.
Проебался в прошлом треде не увидев перекат _ Переехал в нью город и оставил все свои книги в "олдгороднейм" у мамки,успел уже купить пару книжек: 1)Владимир Сорокин:Метель 2)Брэдбери 541 по фар. 3)Брэдбери:на кануне всех святых 4)Оруэлл:1984 5)Берджесс:Заводной Апельсин
>>184017536 (OP) Американский психопат - это критика капитализма епта. Читай (((русское))) хуле ты блять говно для школьников притащил. Вот бля Мамлеев, это да, русская метафизика на месте.
Первое, что пришло на ум - Низший пилотаж Ширянова, там вообще аморальный сюрреалистический винтовой трип, очень рекомендую Еще книга Мавроди, не помню названия, но она там у него одна Ну Уэлш еще, отчасти
>>184017536 (OP) Владимир Сорокин - практически вся библиография. Пинчон - Радуга Тяготения. Маркиз Де Сад - Жюстина. Илья Масодов - Мрак твоих глаз и тд.
>>184025043 Но это ведб не все. Еще брат ГГ был героиновым наркоманом. у него был сын. Он уходил в туалет, закидывался герычем и отрубался на ночь. Когда его взяли полицаи ха продажу порошка, он самоутонул в точке камеры. Оттуда и название "Субмарина" Еще ГГ руку отрежут.
В нашей деревне не любили, когда дети предавались одинокому наслаждению.
Поэтому у нас был детский теребильщик. Если мы узнавали, что какой-нибудь ребенок себя трогает, то вызывали теребильщика, который уводил паренька или девчонку в кусты либо в амбар - смотря по погоде - и там настолько умело ласкал бедного малыша или малышку, что те больше не могли получить удовольствие в одиночку. После нескольких таких сеансов ребенок приходил к теребильщику сам.
Поскольку ожидание перед его домом растягивалось до бесконечности, нетерпеливые парнишки рассеивались по всей округе попарно, по трое или даже целыми компаниями. Но эти ребяческие удовольствия были не в пример слабее тех, что доставлял теребильщик.
Ремесло теребильщика не приносило большого дохода и смертельно изматывало человека, занимавшего эту должность: ведь он одновременно позволял ласкать самого себя, чтобы дети не предавались порочной праздности. Если теребильщик не умирал от усталости, он страдал импотенцией и с возрастом нередко становился подтирщиком. Это было лучше, чем ничего."
Аморал, свет моей жизни, огонь моих чресел. Грех мой, душа моя. А-мо-рал: кончик языка совершает путь в три шажка вниз по небу, чтобы на третьем шлепнуться о зубы. А. Мо. Рал.
Галина Тимофеевна вытерла дрожащими пальцами слезы и посмотрела на дочь. Та, немного помедлив, опустила сумку на гравий, сцепила руки на животе, склонила быстро покрасневшее лицо и стала говорить неуверенным, запинающимся голосом:
— Я... я каждый месяц делаю отжатие из говн сока. Папаничка, родненький, я каждый месяц беру бидон твой, бидон, который ты заповедал. И во второе число месяца я его обтираю рукавицею твоей. И потом мы, потом каждый раз, когда мамочка моя родная оправляться хочет, я... я ей жопу над тазом обмою и потом сосу из жопы по-честному, сосу и в бидон пускаю...
— А и сосет-то она, Колюшка, по-честному, из жопы-то моей сосет по-честному и в бидон пускает, как учил ты ее шестилетней! — перебила Галина Тимофеевна, трясясь и плача. — Она мине сосет и сосала, Колюшка, и родненький ты мой, сосала и будет сосать вечно!
— Потом... потом я каждый день, потом, я когда мамочка хочет моя родная оправляться, я сосу у нее из жопы вечно, — продолжала дочь, еще ниже опуская голову и начиная вздрагивать. — Я потом когда бидон наполнится, я его тогда на твою скамейку крышную поставлю, на солнце, чтобы мухи понасели и чтобы червие завелось...
— А и чтобы червие, червие белое-то завелося! Чтобы червие завелося, как надобно, как ты наставил, Колюшка! — причитала старушка.
— Потом я дождусь, пока червие заведется, и обвяжу бидон рубашкою твоей нательной, а потом в углу твоем постоит он и с червием...
— А и с червием, червием белым-то постоит, чтоб хорошо все, как ты заповедал, Колюшка!
— Постоит, папаничка, постоит, чтобы червие плодилось хорошо...
— А и чтобы плодилося-то червие ладно, чтобы плодилося-то, чтоб поупрело все ладно, Колюшка ты мой!
— После, папаничка, мой родненький, постоит бидон семь дней и дух пойдет, — вздрагивала плечами и всхлипывала дочь, глядя себе под ноги. — И тогда мы откроем со родной мамочкой бидон и там все полным, потому как наелись...
— А и наелися-то, наелися, червие-то наелося говнами моими, Колюшка! А и наелися они и как ты заповедал, все мы исделали как надо!
— Потом родная моя мамочка марлицу мне поручает, я эту марлицу-то обвяжу вкруг бидона, а потом переверну его и над другим твоим бидоном поставлю. И так вот делаю отжатие из говн сока у родной мамочки моей...
— А и делает отжатие говн моих, Колюшка, делает все как надобно, родименький ты мой!
— После, родной мой папочка, когда сок говн отойдет к вечеру, я раздеваюся, становлюся на колени перед фотографией твоей и из кружки твоей заповедной пью сок говн мамочки моей родной, а мамочка бьет меня по спине палкою твоей...
— А и бью ее палкою твоей, Колюшка, бью со всей моченьки, а она сок говн моих пьет во имя твое, Колюшка, золотенький ты мой!
— И так я каждый третий день пью сок говн мамочки моей родной, пью во имя твое, родной мой папаничка...
— А и пьет она кажный третий день все как надобно, все пьет по-честному, Колюшка ты мой!
— Дорогой папаничка, я пила, пью и буду пить, как ты велел, как ты велел, родной мой...
— А и пила она, Колюшка, пила и будет пить по-честному, родненький ты мой! Во имя твое светлое будет пить сок говн моих, я тебе крест святой кладу.
Старушка перекрестилась и поклонилась. Перекрестилась и дочь.
Некоторое время они молча тряслись и всхлипывали, вытирая слезы мокрыми от дождя руками. Потом дочь, опустив голову, забормотала:
— Спасибо тебе, папаничка, за то, что научил меня завету твоему.
— А и спасибо табе, Колюшка, а и что научил-то ее завету твоему! — подхватила старушка.
— Спасибо тебе, папаничка, за то, что шестилетней кормил меня по третьим дням говнами твоими.
— А и спасибо табе, Колюшка, что и кормил-то ее говнами твоими, кормил!
— Спасибо тебе, папаничка, за то, что поил меня шестилетней соком говн твоих.
— А и спасибо, спасибо, Колюшка, за то, что поил ты ее соком-то говн своих, что напоил ее!
— Спасибо тебе, папаничка, за то, что бил меня палкою твоей заветной!
— А и спасибо табе, Колюшка, и то что бил ее палкою, ох и бил-то палкою твоей!
— Спасибо тебе, папаничка родной, за то, что научил меня у мамы из жопы сосать по-честному.
Подтирщик носил на спине коробочку, где лежали нарезанные квадратиками газеты и ароматизированная туалетная бумага. С восходом солнца он обходил деревню и будил своей песней всех и каждого. Мы спешили позвать его к себе. Его ремесло считалось настолько презренным, что ему не разрешалось заходить в дом. Когда мы нуждались в его услугах, то выставляли задницу в дверной проем, прямо над порогом, где ставили полный ночной горшок. Ведь подтирщик складывал экскременты на ручную тележку. Тем не менее, он отказывался от детской неожиданности и поноса: в подобных случаях приходилось давать ему денежку, чтобы он все-таки вас подтер.
Подтирщик продавал свой улов говнюку, который, хотя и процветал (это был зажиточный крестьянин, нередко становившийся мэром), но стыдился свой работы и занимался ею по ночам, на окраине деревни. Там он перемешивал экскременты с водой и рубленой соломой и, после того как продукт немного настаивался, перепродавал его жителям деревни, которые унавоживали им свои поля и цветы на окнах.
Стремясь обогатиться, говнюк добавлял в удобрение слишком много соломы и воды. Благодаря этой прибыли, считавшейся вполне естественной, должность говнюка продавалась с аукциона. В то же время подтирщик оставался всего-навсего скромной прислугой задниц и говнюка - им чуть ли не гнушались. Но ведь без подтирщика нет и дерьма. Однако маленькие люди не умеют защищаться и доказывать свою полезность.
А то! У него в первой книге вообще все говно жрут. Но не говном едины.
— Далее Позорная Гнилая Троица подняла три разных руки своих и указала перстами на привезенную землю поволжскую и рекла: «Вот, братие северяне, земля истинно достойная Великого Наследия, ибо входят в нее хуи российских землеёбов, как нож в масло коровье. Тепла, податлива и благодатна Земля Поволжская, всем жаждущим дает, всех страждущих привечает, всех скорбящих утешает. Ждет она вас, заблудших, на севере студеном обретающихся, кореньями да ягодой пропитающихся, о сопки каменистые свои хуи ломающих ради упрямства своего. Приидите же к нам в пещеры теплые и просторные, в место Посев, что близ Урюпинска, вонзите замозолевшие хуи свои в Теплую Землю Единства Нашего, встаньте под начало Сочника и Землелюба Василя Битко, возложите на хуй его алмазный наконечник, на муде его рубиновые сферы, на плечи его шкуру медвежью, и да обнимемся мы все под сенью его жезла Великого Магистра». На что отец Андрей Утесов ответил...
— Что же ответил Гнилой Троице землеед отец Андрей Утесов? — спросил Вил.
Все воспитанники подняли руки. Детки улыбнулись.
— Брат Сергей Панитков! — скомандовал Вил.
— На что отец Андрей Утесов обнажил десятивершковый хуй свой, лег на Дающий Холм и проебал три раза подряд родную сибирскую землю с криком и уханьем. Затем встал он и рек: «Братие! Только что на глазах ваших три раза испустил я семя свое в Землю Восточной Сибири, в Землю, на теле которой живем мы, спим, дышим, едим, срем и мочимся. Не мягка, не рассыпчата Земля наша — сурова, холодна и камениста она и не каждый хуй в себя впускает. Посему мало нас осталось, а слабохуи сбежали в земли теплые, всем доступные. Земля наша хоть и камениста, да любовью сильна: чей хуй в себя впустила — тот сыт ее любовью навек, того она никогда не забудет и от себя не отпустит. Так скажу вам: кто хочет — ступай себе в теплые земли, не держу я здесь никого, так как братья мы, а не невольники. Только мне другой земли не надо — здесь ебал, здесь ебу, здесь ебать буду до червия могильного».
Кузов «МАЗа» стал подниматься. К Штаубе подошли две сорокапятилетние женщины, близнецы Маша и Марина, одетые в одинаковые серые ватники, синие платки и резиновые сапоги. Обе держали на тарелках по стакану с прозрачной жидкостью. Штаубе посмотрел в глаза женщин, взял стакан с тарелки Марины, стал подносить к губам и вдруг выплеснул в лицо Маши. Маша дико закричала и, схватившись за лицо, упала ничком.
— Вот так, вот так! — Штаубе бросил стакан на грязный снег, поднял другой и понюхал.
— И еще на курву, — прохрипел полный мужик, склоняясь над Машей с трехлитровой бутылью. Кто-то вытянул резиновую пробку, дымящаяся кислота потекла на голову Маши. Марину ударили железной трубой по голове, она упала рядом с Машей.
— Вот так, вот так! — Штаубе плюнул в стакан и с силой бросил его в лицо близстоящего человека. Человек схватился за лицо и отвернулся. В это время багрово-красная, окутанная паром отливка съехала с кузова в кучу масла и с шипением стала погружаться в нее. — Вот так, вот так, — Штаубе сделал рукой сложное движение.
Одиннадцать человек подняли квадратную бетонную плиту и положили на Машу и Марину. Шестнадцать человек поднесли и поставили на плиту массивный несгораемый шкаф. Штаубе подсадили, он влез на шкаф, выпрямился, опираясь на палку. Все стихли. Штаубе вынул из кармана кителя бумажку, развернул, посмотрел, потом скомкал и бросил.
— Вот так, — устало произнес он, опершись обеими руками на палку, — на одной ноге, с подпоркой... Знаете, нам трудно представить современную жизнь без резины, без каучука. Мы носим прорезиненные плащи и резиновые галоши, пользуемся резиновыми шлангами и прорезиненными водолазными костюмами. Без каучука не могут существовать автомобильный транспорт, авиация, электротехника, машиностроение. Каучук — это шины, изоляция проводов, баллоны аэростатов, тысячи, тысячи незаменимых вещей. С другой стороны — многолик мир синтетических смол. И, пожалуй, одни из самых удивительных среди них — ионообменные смолы, или просто иониты... — Он помолчал, сосредоточенно нахмурившись, провел рукой по лицу. — Кто из нас, стоя у карты, не мечтал: хорошо бы поехать на Кавказ, в Арктику, в Антарктиду, в пустыню Каракум или, например, в Кельн. Конечно, это очень интересно. Но познакомьтесь с биографиями великих путешественников, и вы узнаете, что они задолго до дальних экспедиций много путешествовали по своим родным местам. В родном краю, в котором, на первый взгляд, все известно, всегда окажется много нового и интересного для исследователя. Главное в путешествии — это умение видеть и наблюдать. Например, здесь неподалеку на столбе у автобусной остановки висит объявление: «Молодая семья снимет квартиру за хорошую плату. Порядок и чистоту гарантируем. Телефон: 145 18 06». И я вспомнил Дмитрия Ивановича Менделеева. Органическая геология — удивительная наука. Она скромная, скромнейшая труженица. Или генерал-лейтенант Карбышев. Отважного советского генерала фашистские звери пытали в застенках многих концлагерей. В ночь на 18 февраля 1945 года фашисты вывели его во двор тюрьмы в лагере Маутхаузен и при двенадцатиградусном морозе обливали холодной водой до тех пор, пока тело советского патриота не превратилось в глыбу льда. Или поздний триас, брахиоподы, коммунистический инвентарный номер... как, собственно, и то, что по мере приближения температуры любого тела к абсолютному нулю изменение его энтропии, при изменении его любого свойства, тоже стремится к нулю. Но... нет!!! Нет!!! Не-е-ет! Ебаные! Не-ет! Она хлюпала! Пиздой своей вонючей! Когда варили живьем ее троих детей! Живьем! Так полагают измененное? Нет?! Я спрашиваю вас! Так полагают про общее? Про сваренных детей?! Про ебаную? Как? Не слыхали? Антонина Львовна Мандавошина! Трясла мандой сначала под Харьковом! Потом на Волоколамском направлении! Потом в столице нашей Родины городе-герое Москве! Жевала говно лет двадцать, в комитете блядских, ссаных, сраных, хуесосовых советских матерей-дочерей! Трижды тридцать три раза распроебанных! Задрюченных до крови! Она показывала свою кислую, лохматую, червивую пизду! Медали, блядь! Ордена! Звания и заслуги! Почет, блядь! Уважение! Да я срал и ссал на твой горб! Я срал и ссал на твои сисяры потные! Я срал, ебал и ссал на мать твою, мокрожопую! Я срал и ссал на медали! Я срал и ссал на ордена! Я срал на вареных детей! Я срал! Я срал! Сра-а-ал! Сра-а-ал!!! — Он закрыл рукой свое побледневшее лицо, помолчал, пожал плечами и заговорил вполголоса: — Его я тоже не понимаю. Совершенно. Ну, правда, ептэть, договорились с хозяевами, заплатили главному архитектору, заплатили сестре, выставили ванную в кухню, она позвала детей, Нине 9 лет, Саше 7, Алеше 3, напоили их кагором, вымыли, обрили, он их забил, потом выпотрошили, порубили и варили шесть часов, к утру было готово, он принес те самые солдатские миски, и стали разливать, разливать, разливали часа два, триста семнадцать мисок, на доски поставили на веранде, легли спать, а в час он позвонил в часть, и вот на ужин прислали две роты новобранцев, и я подумал, если она говорит, что он их забил, а он говорит, что живьем варил, значит он — говноборок! Говноборок! Говноборок! Говноборок! Хуило! Так бор нет? Хуило! Так бор нет? Хуило! Так бор нет? Хуило! Так бор нет? Хуило! Хуило! Хуило! Хуило! Хуило! Хуило! Хуило! Хуило! Хуило! Хуило! Хуило! Хуило! Хуило! Хуило! Хуило! Хуило! Хуило! Хуило! Хуило! Хуило! Хуило! Хуило! Хуило! Хуило! Хуило! Хуило! Хуило! Хуило! Хуило!