Вечером на Ефрема Сирина, кроме рассказов про домового, принято было забавляться и разными прибаутками, слушать которые особенно любили дети.
«Сошлись два свата. Один из них и говорит другому: «Здорово, сват!» А тот на это отвечает ему: «По репу». – Женил, сват, сына-то?» – «Тележки с две». – «Хороша ли невеста-та?» – «Доеду до деревни-то, так и ночую», – отвечал сват, в самом деле глухой. «Тебе, сват, наплевать!» – «Зима-то долга: ребята съедят». – «Толкуй с глухим хоть до завтра!» – сказал сват и пошел своей дорогой».
-
Стучит, брянчит по улице.
Фома едет на курице,
Тимошка на кошке –
Туды ж по дорожке.
– Куды, Фома, едешь,
Куды погоняешь?
– Сено косить.
– На что тебе сено?
– Коровок кормить.
– На что тебе коровы?
– Молоко доить.
– На что тебе молоко?
– Робяток поить.
-
«Мать меня послала в анбар по муку; я думаю – в баню по клюку; я принес клюку-то под печку; тут прилетели два ангела, сделали два колеса, подынули меня на небеса; там я жил хорошо. Сделали мне церковь, обили тесами, покрыли блинами, заперли калачом, запечатали пряником. Я пришел к церкви-то да пряник-то и съел. Да сколь сладко! Потом зашел в церковь: тут лампадки-то репны, свечи-то морковны. Потом зашел в алтарь: стоит поп оловунные глаза. Я как треснул его по лбу-то, из него песок и посыпался».
-
Тпруни-тпруни, у Петруни
Была сивая кобыла,
Заскочила в огород,
Съила гряду огурцов.
Две косыночки оставь,
Меня к бабушке доставь.
-
«Не белая березонька в поле шатается, шелудивый с плешивым считается: «Хороши твои кудри, хороши твои русы, да не выросли!».
-
«Была репа важная, дивилась старуха кажная; одним днем кругом не обойдешь; у той репы половину мы с семьей целую неделю ели, а другую половину другую неделю; корку навалили да кобылу надсадили и телегу обломили. Вот какая была мудрость недавно утресь!»
-
Как у нас в сельце Поливанове
Боярин-дурак в решете пиво цедил,
А дворецкий-дурак в сарафане пиво сливал.
– Возьми, дурак, бочку – больше пива насливаешь!
А поп-от, дурак, косарем сено косил.
– Возьми, дурак, косу – больше сена накосишь!
А пономарь-дурак на свинье сено возил.
– Возьми, дурак, лошадь – больше сена навозишь!
А попович-дурак шилом сено подавал.
– Возьми, дурак, вилы – больше сена подашь!
А крестьянин-дурак косточкой пашню пахал.
– Возьми, дурак, соху – больше пашню напашешь!
-
Из кути по лавке
Все сидят валявки,
Вдоль по скамейке
Все сидят беленьки.
Одна кукомоя –
Лизавета неумоя.
За ёй ходит купчик,
Миленькой голубчик.
Брус мыла носит,
Котел воды таскает:
– Лизанька, умойся!
Будешь побелее,
мне помилее.
(Вологодская губ.)
-
У попа-то рукава-то – батюшки!
Ширина-то, долина-то – матушки!
Из поповых рукавов выйдет семеро штанов,
Ой, поп попадью переделал на бадью,
Барыня ты моя, сударыня ты моя!
(Нижегородская губ.)
-
Дуня моя Дуня,
Милая Авдотья.
Как у нашей Дуни
Что было скотины:
Кобыла Ненила,
Жеребец Гаврила,
Корова Алена,
Бык был Ерема,
Гусиха Агаха,
Селезень Игнаха,
Курица Варвара,
Петух был Макара,
Кошка Матрешка,
Кот был Алешка,
Овечка Манька,
А баранчик Ванька.
(Ленинградская обл.)
«Сошлись два свата. Один из них и говорит другому: «Здорово, сват!» А тот на это отвечает ему: «По репу». – Женил, сват, сына-то?» – «Тележки с две». – «Хороша ли невеста-та?» – «Доеду до деревни-то, так и ночую», – отвечал сват, в самом деле глухой. «Тебе, сват, наплевать!» – «Зима-то долга: ребята съедят». – «Толкуй с глухим хоть до завтра!» – сказал сват и пошел своей дорогой».
-
Стучит, брянчит по улице.
Фома едет на курице,
Тимошка на кошке –
Туды ж по дорожке.
– Куды, Фома, едешь,
Куды погоняешь?
– Сено косить.
– На что тебе сено?
– Коровок кормить.
– На что тебе коровы?
– Молоко доить.
– На что тебе молоко?
– Робяток поить.
-
«Мать меня послала в анбар по муку; я думаю – в баню по клюку; я принес клюку-то под печку; тут прилетели два ангела, сделали два колеса, подынули меня на небеса; там я жил хорошо. Сделали мне церковь, обили тесами, покрыли блинами, заперли калачом, запечатали пряником. Я пришел к церкви-то да пряник-то и съел. Да сколь сладко! Потом зашел в церковь: тут лампадки-то репны, свечи-то морковны. Потом зашел в алтарь: стоит поп оловунные глаза. Я как треснул его по лбу-то, из него песок и посыпался».
-
Тпруни-тпруни, у Петруни
Была сивая кобыла,
Заскочила в огород,
Съила гряду огурцов.
Две косыночки оставь,
Меня к бабушке доставь.
-
«Не белая березонька в поле шатается, шелудивый с плешивым считается: «Хороши твои кудри, хороши твои русы, да не выросли!».
-
«Была репа важная, дивилась старуха кажная; одним днем кругом не обойдешь; у той репы половину мы с семьей целую неделю ели, а другую половину другую неделю; корку навалили да кобылу надсадили и телегу обломили. Вот какая была мудрость недавно утресь!»
-
Как у нас в сельце Поливанове
Боярин-дурак в решете пиво цедил,
А дворецкий-дурак в сарафане пиво сливал.
– Возьми, дурак, бочку – больше пива насливаешь!
А поп-от, дурак, косарем сено косил.
– Возьми, дурак, косу – больше сена накосишь!
А пономарь-дурак на свинье сено возил.
– Возьми, дурак, лошадь – больше сена навозишь!
А попович-дурак шилом сено подавал.
– Возьми, дурак, вилы – больше сена подашь!
А крестьянин-дурак косточкой пашню пахал.
– Возьми, дурак, соху – больше пашню напашешь!
-
Из кути по лавке
Все сидят валявки,
Вдоль по скамейке
Все сидят беленьки.
Одна кукомоя –
Лизавета неумоя.
За ёй ходит купчик,
Миленькой голубчик.
Брус мыла носит,
Котел воды таскает:
– Лизанька, умойся!
Будешь побелее,
мне помилее.
(Вологодская губ.)
-
У попа-то рукава-то – батюшки!
Ширина-то, долина-то – матушки!
Из поповых рукавов выйдет семеро штанов,
Ой, поп попадью переделал на бадью,
Барыня ты моя, сударыня ты моя!
(Нижегородская губ.)
-
Дуня моя Дуня,
Милая Авдотья.
Как у нашей Дуни
Что было скотины:
Кобыла Ненила,
Жеребец Гаврила,
Корова Алена,
Бык был Ерема,
Гусиха Агаха,
Селезень Игнаха,
Курица Варвара,
Петух был Макара,
Кошка Матрешка,
Кот был Алешка,
Овечка Манька,
А баранчик Ванька.
(Ленинградская обл.)
>14551041449133.jpg
challenge accepted
В честь дня рождения Абу, текст 1 февраля переносится на сегодня.
10 февраля. Абу Макака.
Двач – сайт лютый: шатает, как ебанутый.
Двачу – бампы, твиттеру – ретвиты, контакту – лойсы.
Семён треды поддувает, а Heven сагает.
Стукач строчит репорты, а модер их читает.
Двач борда анонов, твиттер – чат креаклов.
Какова треды первого числа, таковы и весь февраль.
Ясный, огненный срач – острая попаболь.
Коли капель – за щекою проверь.
Если на Макакия настучать, его будут в ментовке пытать.
Нашему Макаке уебали в Макдаке.
На бедного Макаку натравили собаку.
На Макаку все шишки валятся.
Звонят Макаке, чтобы треды удалял.
Не Макаке с анонами знаться.
Вечером Макака Двач шатал, а ныне Макака совсем ёбу дал.
10 февраля. Абу Макака.
Двач – сайт лютый: шатает, как ебанутый.
Двачу – бампы, твиттеру – ретвиты, контакту – лойсы.
Семён треды поддувает, а Heven сагает.
Стукач строчит репорты, а модер их читает.
Двач борда анонов, твиттер – чат креаклов.
Какова треды первого числа, таковы и весь февраль.
Ясный, огненный срач – острая попаболь.
Коли капель – за щекою проверь.
Если на Макакия настучать, его будут в ментовке пытать.
Нашему Макаке уебали в Макдаке.
На бедного Макаку натравили собаку.
На Макаку все шишки валятся.
Звонят Макаке, чтобы треды удалял.
Не Макаке с анонами знаться.
Вечером Макака Двач шатал, а ныне Макака совсем ёбу дал.
ещё
1 февраля. Егор Просвирин. Очковый залупник. Голубой.
В Егоров день Голубой ковыряется в задах: для него ставят туалетную бумагу на параше.
На Егора Просвирина Голубого опускают. Оставляя ему елду, говорят: «Егорушка, поеби скотинку», «Егорушка, батюшка, дилдо возьми, в скотинку введи», «Егорушка-шалунишка, всех еби, сними штанишки, хуем гладко води».
Русский крестьянин был твёрдо уверен в существовании Голубого, правда, в одних местах считали, что в доме хозяйничает Голубой, а на заднем дворе – Ебанутый, в других же такого разделения обязанностей не проводили, отдавая и жопу, и задний двор, и все ебательные приспособления во власть одного Голубого.
Жители Заглотской губернии, по словам извращенцев прошлого века, «убеждены, что в каждом доме есть свой Голубой, живёт он преимущественно в туалетах за горшком, но разгуливает и по всему дому... Многие из крестьян рассказывают, что не раз слыхали, как Голубой ходит по конюшне, трахает лошадей и разговаривает с ними». «Голубой обязательно есть в каждом доме, без него и шишка стоять не будет», – заверяли крестьяне. «Голубой в каждой избе есть. Без этого нельзя», – вторили им опущенцы.
Голубой обычно воспринимался как суровый, властный хозяин, помогающий похотливой, однополой семье; тех, кто плохо вёл хозяйство, не заботился о чистоте зада, ленился сосать, он ебал, по-своему вредничал, пытался дрочить. В Педобирской губернии рассказывали, что Голубой, который живёт в разврате с хозяевами избы, обязательно предупредит о могущем случиться отсосе: он стонет, плачет «под шконкой или в передней части петушиного угла и непременно басом – ух, ах, писька будет на губах». В Защеканской губернии при покупке нового самотыка обязательно приглашали с собой своего Голубого: «Голубой, голубой, оприходуй нас дилдой».
Любопытно, каким представлялся Голубой в разных уголках России. Для жителей Кривочленской губернии это «седой старик с длиной писькой, одетый в латексную рубаху»; в Ебалдонском крае – «небольшой старик с мятыми седыми мудями, с постоянной эрекцией хуйца, покрытого шерстью белого цвета»; педриловский крестьянин уверял, что Голубой – «имеет хуй чёрный, лохматый, здоровый, как медведь».
Про встречи с Голубым рассказывали много, особенно в дни, когда по традиции его надо было заёбывать, и ему дрочить.
«Я ещё целкой была, а помню. Лошадёнка у нас тогда была. Наповадился к нам на парашу кто-то ходить да лошадку ебать. Вот как-то однажды дед пошёл в сарай – у лошади опять вся морда в малафье. Он про себя говорит: «Наверно, Голубой». А потом смотрит вниз под дверь, где щель была, а там пидорок сидит. Он и говорит: «Ты ебанутый, ты чо там делаешь?» А дед обосрался, да тихонечко прокряхтел. С тех пор понос у него был постоянно. Мать моя поговаривала, мол, уйдёт куда-то, вернётся – а в избе-то уж всё засрано».
«Это я своими ушами слышала. Построил возле параши один наш мужичок себе блядочник. Скот там ебать. Скотину перегнал. А перед этим спросил у Голубого:
– Пусти меня к себе и скотину мою потрахай.
На ночь говна навалил полный горшок, сам не тронул, а на парашу Голубому поставил. Ну вот. Загнал в блядочник скотину, стал с ней жить и ебсти. И как-то раз золотой дождь был. Он промок весь, мочи наглотался и уснул. Спит, вдруг кто-то его за член тряхнул:
– Мужик, мужик! А быки-то твои тебе сральник разбили, ошмётки везде!
Соскочил он. Посмотрел: правда, жопа порвана. Он и побежал к портному. И уже к вечеру, зашил».
«Однажды я купил на базаре лошадь, привожу её домой и поставил в петушиный угол. Дело было к вечеру. Засадил я лошади, а после спрятался под шконку. Вдруг слышу – с шконки кто-то слезает. Я присмотрелся. Вижу, слезает пидор седой весь, на члене лохматая шишка. Я догадался, что пидор не кто иной, как дедушка Голубой. Он подошёл к лошади и стал водить ей хуем по губам, приговаривая: «Вот вожу по лицу, но не чувствую». Потом стал выгребать у неё навоз из жопы, а сам все тычет ей в морду, да приговаривает: «Разве это лошадь, скелет. Купил бы, кобылку пезденьку, задок беленький». Пришлось мужику другую лошадь покупать. «Приезжаю, поставил кобылу в петушатник, засадил ей, а сам опять спрятался под шконку. Вижу, дедушка Голубой слез со шконки. Подошёл к лошади, осмотрел кругом да и молвит: «Вот это лошадь, так лошадь. Эту стоит ебать, а то купил какую-то клячу». Стал её ебать, придерживая за гриву, а сам всё похваливает её да суёт ей поглубже. Когда Голубой ушёл, я вылез из-под шконки, подрочил, пошёл в гей-клуб и говорю: «Ну ребята, видать эта кобыла полюбилась Голубому», – и рассказал им всё, что видел. И впрямь, с той поры от этой кобылы у меня три дочери было. Очень гордился ими, потому что лучше моих мутантов во всём селе не было ни у кого».
В Егоров день Голубой ковыряется в задах: для него ставят туалетную бумагу на параше.
На Егора Просвирина Голубого опускают. Оставляя ему елду, говорят: «Егорушка, поеби скотинку», «Егорушка, батюшка, дилдо возьми, в скотинку введи», «Егорушка-шалунишка, всех еби, сними штанишки, хуем гладко води».
Русский крестьянин был твёрдо уверен в существовании Голубого, правда, в одних местах считали, что в доме хозяйничает Голубой, а на заднем дворе – Ебанутый, в других же такого разделения обязанностей не проводили, отдавая и жопу, и задний двор, и все ебательные приспособления во власть одного Голубого.
Жители Заглотской губернии, по словам извращенцев прошлого века, «убеждены, что в каждом доме есть свой Голубой, живёт он преимущественно в туалетах за горшком, но разгуливает и по всему дому... Многие из крестьян рассказывают, что не раз слыхали, как Голубой ходит по конюшне, трахает лошадей и разговаривает с ними». «Голубой обязательно есть в каждом доме, без него и шишка стоять не будет», – заверяли крестьяне. «Голубой в каждой избе есть. Без этого нельзя», – вторили им опущенцы.
Голубой обычно воспринимался как суровый, властный хозяин, помогающий похотливой, однополой семье; тех, кто плохо вёл хозяйство, не заботился о чистоте зада, ленился сосать, он ебал, по-своему вредничал, пытался дрочить. В Педобирской губернии рассказывали, что Голубой, который живёт в разврате с хозяевами избы, обязательно предупредит о могущем случиться отсосе: он стонет, плачет «под шконкой или в передней части петушиного угла и непременно басом – ух, ах, писька будет на губах». В Защеканской губернии при покупке нового самотыка обязательно приглашали с собой своего Голубого: «Голубой, голубой, оприходуй нас дилдой».
Любопытно, каким представлялся Голубой в разных уголках России. Для жителей Кривочленской губернии это «седой старик с длиной писькой, одетый в латексную рубаху»; в Ебалдонском крае – «небольшой старик с мятыми седыми мудями, с постоянной эрекцией хуйца, покрытого шерстью белого цвета»; педриловский крестьянин уверял, что Голубой – «имеет хуй чёрный, лохматый, здоровый, как медведь».
Про встречи с Голубым рассказывали много, особенно в дни, когда по традиции его надо было заёбывать, и ему дрочить.
«Я ещё целкой была, а помню. Лошадёнка у нас тогда была. Наповадился к нам на парашу кто-то ходить да лошадку ебать. Вот как-то однажды дед пошёл в сарай – у лошади опять вся морда в малафье. Он про себя говорит: «Наверно, Голубой». А потом смотрит вниз под дверь, где щель была, а там пидорок сидит. Он и говорит: «Ты ебанутый, ты чо там делаешь?» А дед обосрался, да тихонечко прокряхтел. С тех пор понос у него был постоянно. Мать моя поговаривала, мол, уйдёт куда-то, вернётся – а в избе-то уж всё засрано».
«Это я своими ушами слышала. Построил возле параши один наш мужичок себе блядочник. Скот там ебать. Скотину перегнал. А перед этим спросил у Голубого:
– Пусти меня к себе и скотину мою потрахай.
На ночь говна навалил полный горшок, сам не тронул, а на парашу Голубому поставил. Ну вот. Загнал в блядочник скотину, стал с ней жить и ебсти. И как-то раз золотой дождь был. Он промок весь, мочи наглотался и уснул. Спит, вдруг кто-то его за член тряхнул:
– Мужик, мужик! А быки-то твои тебе сральник разбили, ошмётки везде!
Соскочил он. Посмотрел: правда, жопа порвана. Он и побежал к портному. И уже к вечеру, зашил».
«Однажды я купил на базаре лошадь, привожу её домой и поставил в петушиный угол. Дело было к вечеру. Засадил я лошади, а после спрятался под шконку. Вдруг слышу – с шконки кто-то слезает. Я присмотрелся. Вижу, слезает пидор седой весь, на члене лохматая шишка. Я догадался, что пидор не кто иной, как дедушка Голубой. Он подошёл к лошади и стал водить ей хуем по губам, приговаривая: «Вот вожу по лицу, но не чувствую». Потом стал выгребать у неё навоз из жопы, а сам все тычет ей в морду, да приговаривает: «Разве это лошадь, скелет. Купил бы, кобылку пезденьку, задок беленький». Пришлось мужику другую лошадь покупать. «Приезжаю, поставил кобылу в петушатник, засадил ей, а сам опять спрятался под шконку. Вижу, дедушка Голубой слез со шконки. Подошёл к лошади, осмотрел кругом да и молвит: «Вот это лошадь, так лошадь. Эту стоит ебать, а то купил какую-то клячу». Стал её ебать, придерживая за гриву, а сам всё похваливает её да суёт ей поглубже. Когда Голубой ушёл, я вылез из-под шконки, подрочил, пошёл в гей-клуб и говорю: «Ну ребята, видать эта кобыла полюбилась Голубому», – и рассказал им всё, что видел. И впрямь, с той поры от этой кобылы у меня три дочери было. Очень гордился ими, потому что лучше моих мутантов во всём селе не было ни у кого».
скрып
10 из 10, сучёныш. И ведь не влом было сочинять.
Просто я угорел по русским традициям, по духу старой школы. Вот в чём сила, брат.
Брат, продолжай жечь, брат.
>сочинять.
Заменять слова - это не сочинять.
скрып скрып
Заменять слова так, чтобы получилось гладко и ржачно - тоже уметь надо.
Я хочу от тебя детей. Надеюсь, ты тян.
ТНН. Русичи без тян обходились, ебали лошадей. И для здоровья это полезнее.
До слёз.
проиграл, как Ебанутый (на заднем дворе).
Я думал ты умер умирай
И при этом сохранить символизм.
На Ефрема ветер понесся – к сырому году.
В Ефремов день домовой глумится на дворах: для него ставят кашу на загнетке.
На Ефрема Сирина домового закармливают. Оставляя ему еду, говорят: «Хозяин-батюшка, побереги скотинку», «Хозяинушка, батюшка, хлеб-соль прими, скотинку води» (Смоленщина.), «Дедушка-соседушка, люби мою скотинку» (Вологодская губ.), «Домовишко-дедушка, всех пой, корми овечушек, ладь ладно, а гладь гладко и стели им мягко» (Пинежье).
Русский крестьянин был твердо уверен в существовании домового, правда, в одних местах считали, что в доме хозяйничает домовой, а на дворе – дворовый, в других же такого разделения обязанностей не проводили, отдавая и избу, и двор, и все дворовые строения во власть одного домового.
Жители Вологодской губернии, по словам собирателей прошлого века, «убеждены, что в каждом доме есть домовой, живет он преимущественно в хлевах и поветях (сенниках), но разгуливает и по всему дому... Многие из крестьян рассказывают, что не раз слыхали, как домовой ходит по хлеву, кормит лошадей и разговаривает с ними». «Домовой обязательно есть в каждом доме, без него и дом стоять не будет», – заверяли смоленские крестьяне. «Домовой в каждой избе есть. Без этого нельзя», – вторили им воронежцы.
Домовой обычно воспринимался как рачительный, заботливый хозяин, помогающий трудолюбивой, дружной семье; тех, кто плохо вел хозяйство, не заботился о чистоте и порядке, ленился, он пугал, по-своему вредничал, пытался проучить. В Симбирской губ. рассказывали, что домовой, который живет в ладу с хозяевами избы, обязательно предупредит о могущем случиться несчастье: он стонет, плачет «под печкой или в переднем углу подпола и непременно басом – ух, ух, к худу». В Казанской губ. при переходе в новый дом приглашали с собой своего домового: «Домовой, домовой, не оставайся тут, а иди с нашей семьей».
Любопытно, каким представлялся домовой в разных уголках России. Для жителей Смоленской губ. это «седой старик с непокрытой головой, одетый в длинную белую рубаху»; в Вологодском крае – «небольшой старик с длинными седыми волосами и бровями, с сердитым выражением лица, кривыми ногами, тело, кроме рук с длинными когтями и лица, покрыто шерстью белого цвета»; орловский крестьянин уверял, что домовой – «черный, лохматый, здоровый, как медведь, на голове шапка»; на Русском Севере он являлся в облике хозяина того дома, где обитал, или же маленького старичка, покрытого шерстью, но мог принять вид кошки, собаки, мыши, даже тени на стене.
Про встречи с домовым рассказывали много, особенно в дни, когда по традиции его надо было задабривать, кормить.
«Я еще девчонкой была, а помню. Как-то в память все позапало. Лошаденка у нас тогда была. Наповадился к нам в стайку кто-то ходить да косичку заплетать. Вот как-то однажды дед пошел в сарай – у лошади опять заплетены косички. Он про себя говорит: «Наверно, домовой». А смотрит: старичок сидит. Он и говорит: «Сидишь?» А тот сжался, малюхонький такой стал, да так тихонечко прокряхтел. А сам косу-то плетет.
Мать моя частенько тоже поговаривала, мол, уйдет куда-то, вернется – а в избе-то уж все прибрано» (Читинская обл.).
-
«Это уж я своими ушами слышала.
Построил в Травяной пади один наш мужичок зимовье. Скот там пасти, то, друго... Скотину перегнал. А перед тем попросился у домового:
– Хозяин, хозяин, пусти меня к себе и скотину мою пожалуй.
На ночь каши наварил полный горшок, сам не тронул, а на шесток домовому поставил. Ну вот. Загнал во дворы скотину, стал жить, пасти. И как-то раз дождь был. Он промок весь, к вечеру загнал во дворы, пошел, согрелся и уснул. Спит, вдруг кто-то его за плечо встряхнул:
– Хозяин, хозяин! А быки-то твои стамовик разбили, ушли вверх по паде!
Соскочил он. Выбежал: правда, дворы пусты. Он – на коня и вверх по паде. И уже в вершине догнал, заворотил» (Нерчинск.).
-
«Однажды я купил на базаре в городе лошадь – мерина, привожу ее домой и поставил ее в омшаник. Дело было к вечеру. Замесил я лошади да и спрятался за ясли. Вдруг слышу – с сушил кто-то слезает. Я присмотрелся. Вижу, слезает старик седой как лунь, в желтой свитке, на голове лохматая шапка. Я догадался, что старик не кто иной, как дедушка домовой. Он подошел к лошади и стал плевать ей в морду, приговаривая: «Вот так купил кляцу. Она и корму-то не стоила. В шею ее со двора-то». Потом стал выгребать у нее корму, а сам все плюет ей в морду, <... > да приговаривает: «Рази ефто лошадь, ефто кляца. Купил бы, – баит, – кобылку пегеньку, задок беленький». Пришлось мужику другую лошадь покупать. «Приезжаю, поставил кобылу в омшаник, замесил ей, а сам опять спрятался за ясли. Вижу, дедушка домовой слез с сушил. Подошел енто он к лошади, осмотрел кругом да и баит: «Вот ефто, – баит, – лошадь, так лошадь. Ефту стоит кормить, а то купил какую-то кляцу». Стал ее гладить, заплел ей на гриве косу, а сам все похваливает ее да сует ей под морду-то корму. Коли домовой ушел, я вышел из-за яслей, перекрестился, взошел в избу и баю: «Ну баба и робята. Никак ефта кобыла полюбилась домовому», – и рассказал им все, что видел. И впрямь кобыла моя пошла на поправку. С той поры от пегой кобылы у меня три лошади, почитай, лучше моих во всем селе лошадей нет ни у кого» (Владимирская губ.).