Лиса и заяц
Пришла весна, разыгралась у зайца кровь. Хоть он силой и плох, да бегать резов и ухватка у него молодецкая. Пошёл он по лесу и вздумал зайтить к лисе.
Подходит к лисицыной избушке, а лиса на ту пору сидела на печке, а детки её под окошком. Увидала она зайца и приказывает лисиняткам:
— Ну, детки! Коли подойдёт косой да станет спрашивать, скажите, что меня дома нету. Ишь его чёрт несёт! Я давно на него, подлеца, сердита; авось теперь как-нибудь его поймаю.
А сама притаилась. Заяц подошёл и постучался.
— Кто там? — спрашивают лисинятки.
— Я, — говорит заяц. — Здраствуйте, милыя лисинятки! Дома ли ваша матка?
— Её дома нету!
— Жалко! Было еть — да дома нет! — сказал косой и побежал в рощу.
Лиса услыхала и говорит:
— Ах он сукин сын, косой черт! Охаверник едакой! Погоди же, я ему задам зорю!
Слезла с печи и стала за дверью караулить, не придёт ли опять заяц.
Глядь — а заяц опять пришёл по старому следу и спрашивает лисинят:
— Здраствуйте, лисинятки! Дома ли ваша матка?
— Её дома нету!
— Жаль, — сказал заяц, — я бы ей напырял по-своему!
Вдруг лиса как выскочит:
— Здраствуй, голубчик!
Зайцу уж не до ёбли, со всех ног пустился бежать, ажно дух в ноздрях захватывает, а из жопы орехи сыплются. А лиса за ним.
— Нет, косой черт, не уйдёшь!
Вот-вот нагонет! Заяц прыгнул и проскочил меж двух берёз, которыя плотно срослись вместе. И лиса тем же следом хотела проскочить, да и завязла: ни туда, ни сюда! Билась-билась, а вылезть не сможет.
Косой оглянулся, видит — дело хорошее, забежал с заду и ну лису еть, а сам приговаривает:
— Вот как по-нашему! Вот как по-нашему!
Отработал её и побежал на дорогу; а тут недалечко была угольная яма — мужик уголья жёг. Заяц поскорей к яме, вывалялся весь в пыли да в саже и сделался настоящий чернец.
Вышел на дорогу, повесил уши и сидит. Тем временем лиса кое-как выбралась на волю и побежала искать зайца; увидала его и приняла за монаха.
— Здравствуй, — говорит, — святый отче! Не видал ли ты где косого зайца?
— Которого? Что тебя давече ёб?
Лиса вспыхнула со стыда и побежала домой:
— Ах он подлец! Уж успел по всем монастырям расславить!
Как лиса ни хитра, а заяц-то её попробовал!
Пришла весна, разыгралась у зайца кровь. Хоть он силой и плох, да бегать резов и ухватка у него молодецкая. Пошёл он по лесу и вздумал зайтить к лисе.
Подходит к лисицыной избушке, а лиса на ту пору сидела на печке, а детки её под окошком. Увидала она зайца и приказывает лисиняткам:
— Ну, детки! Коли подойдёт косой да станет спрашивать, скажите, что меня дома нету. Ишь его чёрт несёт! Я давно на него, подлеца, сердита; авось теперь как-нибудь его поймаю.
А сама притаилась. Заяц подошёл и постучался.
— Кто там? — спрашивают лисинятки.
— Я, — говорит заяц. — Здраствуйте, милыя лисинятки! Дома ли ваша матка?
— Её дома нету!
— Жалко! Было еть — да дома нет! — сказал косой и побежал в рощу.
Лиса услыхала и говорит:
— Ах он сукин сын, косой черт! Охаверник едакой! Погоди же, я ему задам зорю!
Слезла с печи и стала за дверью караулить, не придёт ли опять заяц.
Глядь — а заяц опять пришёл по старому следу и спрашивает лисинят:
— Здраствуйте, лисинятки! Дома ли ваша матка?
— Её дома нету!
— Жаль, — сказал заяц, — я бы ей напырял по-своему!
Вдруг лиса как выскочит:
— Здраствуй, голубчик!
Зайцу уж не до ёбли, со всех ног пустился бежать, ажно дух в ноздрях захватывает, а из жопы орехи сыплются. А лиса за ним.
— Нет, косой черт, не уйдёшь!
Вот-вот нагонет! Заяц прыгнул и проскочил меж двух берёз, которыя плотно срослись вместе. И лиса тем же следом хотела проскочить, да и завязла: ни туда, ни сюда! Билась-билась, а вылезть не сможет.
Косой оглянулся, видит — дело хорошее, забежал с заду и ну лису еть, а сам приговаривает:
— Вот как по-нашему! Вот как по-нашему!
Отработал её и побежал на дорогу; а тут недалечко была угольная яма — мужик уголья жёг. Заяц поскорей к яме, вывалялся весь в пыли да в саже и сделался настоящий чернец.
Вышел на дорогу, повесил уши и сидит. Тем временем лиса кое-как выбралась на волю и побежала искать зайца; увидала его и приняла за монаха.
— Здравствуй, — говорит, — святый отче! Не видал ли ты где косого зайца?
— Которого? Что тебя давече ёб?
Лиса вспыхнула со стыда и побежала домой:
— Ах он подлец! Уж успел по всем монастырям расславить!
Как лиса ни хитра, а заяц-то её попробовал!
Вошь и блоха
Повстречала вошь блоху:
— Ты куда?
— Иду ночевать в бабью пизду.
— Ну, а я залезу к бабе в жопу.
И разошлись. На другой день встретились опять.
— Ну что, каково спалось? — спрашивает вошь.
— Уж не говори! Такого страха набралась: пришёл ко мне какой-то лысый и стал за мной гоняться, уж я прыгала, прыгала, и туда-то и сюда-то, а он всё за мной, да потом как плюнет в меня и ушёл!
— Что ж, кумушка, и ко мне двое стучались, да я притаилась, они постучали себе, постучали, да с тем и прочь пошли.
Повстречала вошь блоху:
— Ты куда?
— Иду ночевать в бабью пизду.
— Ну, а я залезу к бабе в жопу.
И разошлись. На другой день встретились опять.
— Ну что, каково спалось? — спрашивает вошь.
— Уж не говори! Такого страха набралась: пришёл ко мне какой-то лысый и стал за мной гоняться, уж я прыгала, прыгала, и туда-то и сюда-то, а он всё за мной, да потом как плюнет в меня и ушёл!
— Что ж, кумушка, и ко мне двое стучались, да я притаилась, они постучали себе, постучали, да с тем и прочь пошли.
Солдат и хохлушка
Ехал хохол с жинкою и сыном в город на волах, а кирасир привязал на дороге кобылу к дереву и ебёт её.
— Что ты, москаль, делаешь?[1]
— Да вот казенная лошадь сплечилась, так лечу!
А хохлушка думает: «Верно, у него хуй большой! Ишь кобылу ебёт!» Взяла и села в телеге на грядку; колесо ударилось в канаву, хохлушка упала с телеги и кричит:
— Беги скорей за солдатом, я сплечилась!
Хохол побежал, догнал солдата:
— Москаль! Будь родной отец, помоги, пожалуйста, у меня хозяйка сплечилась.
— Что делать, надо помочь твоему горю!
Воротился солдат, хохлушка лежит на земле да стонет:
— Ай, батиньки, я сплечилась.
— Есть у тебя, — спрашивает солдат хохла,— рядно, чем телегу накрыть?
— Есть.
— Хорошо; давай сюда!
Накрыл телегу и положил туда хохлушку.
— А есть ли у тебя хлеб-соль?
— Есть.
Солдат взял кусочек хлеба и посолил.
— Ну, хохол! Ступай, держи волов, чтобы с места не трогались.
Хохол ухватил их за рога и держит, а солдат влез на телегу и давай еть хохлушку. Сын увидал, что солдат на матери лежит, сказал:
— Тятько, а тятько! Москаль мамку ебёт.
— И то, сынок, кажись, ебёт! Да нет, хлеб-соль его не попустит!
Солдат отработал и вылез из телеги; хохлушка говорит:
— Ну, спасибо, москаль! Вот тебе карбованец.
Хохол достал кошелек, дает ему два карбованца:
— Спасибо, москаль, что жинку вылечил!
Ехал хохол с жинкою и сыном в город на волах, а кирасир привязал на дороге кобылу к дереву и ебёт её.
— Что ты, москаль, делаешь?[1]
— Да вот казенная лошадь сплечилась, так лечу!
А хохлушка думает: «Верно, у него хуй большой! Ишь кобылу ебёт!» Взяла и села в телеге на грядку; колесо ударилось в канаву, хохлушка упала с телеги и кричит:
— Беги скорей за солдатом, я сплечилась!
Хохол побежал, догнал солдата:
— Москаль! Будь родной отец, помоги, пожалуйста, у меня хозяйка сплечилась.
— Что делать, надо помочь твоему горю!
Воротился солдат, хохлушка лежит на земле да стонет:
— Ай, батиньки, я сплечилась.
— Есть у тебя, — спрашивает солдат хохла,— рядно, чем телегу накрыть?
— Есть.
— Хорошо; давай сюда!
Накрыл телегу и положил туда хохлушку.
— А есть ли у тебя хлеб-соль?
— Есть.
Солдат взял кусочек хлеба и посолил.
— Ну, хохол! Ступай, держи волов, чтобы с места не трогались.
Хохол ухватил их за рога и держит, а солдат влез на телегу и давай еть хохлушку. Сын увидал, что солдат на матери лежит, сказал:
— Тятько, а тятько! Москаль мамку ебёт.
— И то, сынок, кажись, ебёт! Да нет, хлеб-соль его не попустит!
Солдат отработал и вылез из телеги; хохлушка говорит:
— Ну, спасибо, москаль! Вот тебе карбованец.
Хохол достал кошелек, дает ему два карбованца:
— Спасибо, москаль, что жинку вылечил!
Солдат и хохол
Стоял солдат у хохла на квартире и свёл знакомство с его хозяйкою. Хохол заметил и перестал ходить на работу; все сидит дома. Солдат поднялся на выдумку, переоделся в другую одежду, приходит вечером к хате и стучится в окно. Хохлушка спрашивает:
— Кто там?
А солдат отвечает:
— Бабе.
— Какой бабе?
— Какой хохлов ебе! Что, хозяин дома?
— На что тебе?
— Да вот последовал указ всех хохлов перееть! Отпирай-ка скорей двери!
Хохол испугался, не знает, куда деваться, схватил кожух, залез под лавку и укрылся тем кожухом. Хохлушка отперла двери и впустила солдата; вошёл он в хату и кричит:
— Где же хозяин?
— Его нема дома.
Солдат начал искать его на печи, на полатях и по всем углам — и наконец напал на хохла под лавкою.
— А это кто?
Хозяйка говорит:
— Это теля.
А хохол услыхал и замычал по-телячьи.
— Ну, коли нет хозяина, так сама ложись!
— Ах, Боже мой! Нельзя ли обождать до другого раза, пока хозяин придёт?
— Тебе хорошо — до другого раза! А мне надо обойтить все избы, а не обойду — так триста палок в спину. Ложись-ка скорее; мне с тобой некогда разговаривать.
Хохлушка легла, а солдат начал её осаживать по-свойски, до того припёр ей, что она аж запердела с натуги. Отвалял солдат и ушёл из хаты; хохол вылез из-под лавки и говорит:
— Ну, спасибо тебе, жинка, что за меня потрудилась![1] У тебя две дыры: в одну прёт, в другую дух идет — и то ты не утерпела да запердела, а я, кажись, совсем усрался бы! Ох, жинка, ты умна, а я еще умней: ты сказала «теля», а я и замычал по-телячьи!
Стоял солдат у хохла на квартире и свёл знакомство с его хозяйкою. Хохол заметил и перестал ходить на работу; все сидит дома. Солдат поднялся на выдумку, переоделся в другую одежду, приходит вечером к хате и стучится в окно. Хохлушка спрашивает:
— Кто там?
А солдат отвечает:
— Бабе.
— Какой бабе?
— Какой хохлов ебе! Что, хозяин дома?
— На что тебе?
— Да вот последовал указ всех хохлов перееть! Отпирай-ка скорей двери!
Хохол испугался, не знает, куда деваться, схватил кожух, залез под лавку и укрылся тем кожухом. Хохлушка отперла двери и впустила солдата; вошёл он в хату и кричит:
— Где же хозяин?
— Его нема дома.
Солдат начал искать его на печи, на полатях и по всем углам — и наконец напал на хохла под лавкою.
— А это кто?
Хозяйка говорит:
— Это теля.
А хохол услыхал и замычал по-телячьи.
— Ну, коли нет хозяина, так сама ложись!
— Ах, Боже мой! Нельзя ли обождать до другого раза, пока хозяин придёт?
— Тебе хорошо — до другого раза! А мне надо обойтить все избы, а не обойду — так триста палок в спину. Ложись-ка скорее; мне с тобой некогда разговаривать.
Хохлушка легла, а солдат начал её осаживать по-свойски, до того припёр ей, что она аж запердела с натуги. Отвалял солдат и ушёл из хаты; хохол вылез из-под лавки и говорит:
— Ну, спасибо тебе, жинка, что за меня потрудилась![1] У тебя две дыры: в одну прёт, в другую дух идет — и то ты не утерпела да запердела, а я, кажись, совсем усрался бы! Ох, жинка, ты умна, а я еще умней: ты сказала «теля», а я и замычал по-телячьи!
А что не так? Вообще, от некоего ютуб канала проходила информация, что эти сказки писали какие-то заморские купцы. Но мне нравится Афанасьева читать, в детстве была книга пикрил, отличное сортирное чтиво, согласись, браток?
Иди нахуй чмо со своей ебаной шизой. Мамашу твою выебу
Я, честно говоря, чувствую отвращение ко всей этой хуйне. Это хуже паст про говно из /b/
Причина тряски? Я заливаю только контент из открытых источников, всё можешь сам найти и убедиться, что здесь говорят правду.
Добрый отец
В одной деревне жил весёлый старик, у него были две дочери — хорошие девицы. Знали их подруги и привычны были к ним на поседки сходиться. А старик и сам был до девок лаком: завсегда по ночам, как только они уснут, то и ползет щупать, и какой подол ни заворотит — ту и отработает; а девка всё молчит, такое уж заведение было. Ну, мудрёного нет, таким образом, может, он и всех-то девок перепробовал, окромя своих дочерей. Вот и случилось, в один вечер много сошлось к ним в избу девок, пряли и веселились, да потом и разошлись все по домам: той сказано молотить рано поутру, другой мать ночевать наказала дома, у третьей отец хворает. Так все и разошлись. А старик храпел себе на полатях, и ужин проспал, и не видал, как девки-то ушли. Проснулся ночью, слез с полатей и пошёл ощупывать девок по лавкам и таки нащупал на казёнке[1] большую дочь, заворотил ей подол и порядком-таки её отмахал, а она спросонок-то отцу родному подмахнула. Встаёт поутру старик и спрашивает свою хозяйку:
— А что, старуха, рано ли ушли от нас ночевщицы?
— Какие ночевщицы? Девки ещё с вечера все ко дворам ушли.
— Что ты врёшь! А кого же я на казёнке-то дячил?
— Кого? Вестимо кого: знать, большую дочуху.
Старик засмеялся и говорит:
— Ох, мать её растак!
— Что, старой черт, ругаешься?
— Молчи, старая кочерга! Я на доньку-то (дочку) смеюсь; ведь она лихо подъебать умеет!
А меньшая дочь сидит на лавке да обёртывает онучей ногу, хочет лапоть надевать, подняла ногу да и говорит:
— Ведь ей стыдно не подъебать; люди говорят: «Девятнадцатый год!»
— Да, правда, евто ваше ремесло!
В одной деревне жил весёлый старик, у него были две дочери — хорошие девицы. Знали их подруги и привычны были к ним на поседки сходиться. А старик и сам был до девок лаком: завсегда по ночам, как только они уснут, то и ползет щупать, и какой подол ни заворотит — ту и отработает; а девка всё молчит, такое уж заведение было. Ну, мудрёного нет, таким образом, может, он и всех-то девок перепробовал, окромя своих дочерей. Вот и случилось, в один вечер много сошлось к ним в избу девок, пряли и веселились, да потом и разошлись все по домам: той сказано молотить рано поутру, другой мать ночевать наказала дома, у третьей отец хворает. Так все и разошлись. А старик храпел себе на полатях, и ужин проспал, и не видал, как девки-то ушли. Проснулся ночью, слез с полатей и пошёл ощупывать девок по лавкам и таки нащупал на казёнке[1] большую дочь, заворотил ей подол и порядком-таки её отмахал, а она спросонок-то отцу родному подмахнула. Встаёт поутру старик и спрашивает свою хозяйку:
— А что, старуха, рано ли ушли от нас ночевщицы?
— Какие ночевщицы? Девки ещё с вечера все ко дворам ушли.
— Что ты врёшь! А кого же я на казёнке-то дячил?
— Кого? Вестимо кого: знать, большую дочуху.
Старик засмеялся и говорит:
— Ох, мать её растак!
— Что, старой черт, ругаешься?
— Молчи, старая кочерга! Я на доньку-то (дочку) смеюсь; ведь она лихо подъебать умеет!
А меньшая дочь сидит на лавке да обёртывает онучей ногу, хочет лапоть надевать, подняла ногу да и говорит:
— Ведь ей стыдно не подъебать; люди говорят: «Девятнадцатый год!»
— Да, правда, евто ваше ремесло!
> Вот-вот нагонет! Заяц прыгнул и проскочил меж двух берёз, которыя плотно срослись вместе. И лиса тем же следом хотела проскочить, да и завязла: ни туда, ни сюда! Билась-билась, а вылезть не сможет.
Прям сюжет порно со стиралкой.
Хуи
Ебля
И... что? От чего ты так загорелся-то, опушка? Поди читни Золушку там или красную шапочку, народные версии особенно, там хуев и ебли не меньше, а еще вдобавок расчлененка.
Ебля
И... что? От чего ты так загорелся-то, опушка? Поди читни Золушку там или красную шапочку, народные версии особенно, там хуев и ебли не меньше, а еще вдобавок расчлененка.
Вангую, что оп яростно теребит свой пиструнчик, когда обмазывается этой говной
>Афанасьев - Русские Заветные Сказки - 1872 год
Я конечно знал что бояре выражденцы и дегенераты, но думал что они хотя бы образ приличный себе строят.
Хорошо что всё это вырождение коммуняки перестреляли.
А ты наверное думал, что раньше все цивилизованней были?
Ну так нет - не были, но эти сказки часть народного фольклера как Сектор Газа, например. Я не вижу в этом проблем.
ОП, прочитай «Жизнь „Ивана“. Очерки из быта крестьян одной из чернозёмных губерний» и охуей. Это книга российского этнографа Ольги Семёновой-Тян-Шанской, основанная на её опросах крестьян в Рязанской губернии на рубеже XIX и XX веков.
ОП-хуй, не отвечай инцелам и шизам, пиши больше паст из этой макулатуры. Гуглить в падлу прост
Ложь пиздешь и правокация.
Коммунистическая пропаганда.
Пруфовнету, просто верь опу.
>Ольги Семёновой-Тян-Шанской
Была двачером-виабушником когда это ещё не стало мэйнстримом?
Есть на бумаге.
>то вырождение коммуняки перестреляли.
расскажу секрет.
Царь сделал дворян изгоями.
Вот они все и стали коммуняками. кек
Буквально все твои коммянки это и есть эти дворяне.
хотя хз причем тут вообще дворяне.
тексты из жизни простых предков крестьян.
тексты из жизни простых предков крестьян.
Вот тебе пара цитат для затравки:
"Матери очень наивно иногда хвастаются способностями своих совсем малолетних детей: «И какой атаман — ведь сукой уже меня называет»; «атаманить» значит буянить, затевать какие-нибудь проказы, руководить ими."
"Для лечения «грызи» бабка берет овсяное «дерьмо» лошади, прожимает его сквозь тряпку, смешивает с молоком матери и поит этим ребенка."
"Девушка или женщина для того, чтобы приворотить кого-нибудь к себе («чтобы любил»), смывает со своей запачканной рубашки кровь и эту кровь (то есть, лучше сказать, воду с кровью) дает незаметно выпить (в квасу или в чае) тому, кого она хочет «приворожить» к себе. В верности клянутся «Святыми Тайнами»: «Чтобы мне никогда Святых Тайн не принять больше, если не женюсь на тебе (или не выйду за тебя замуж)». Клянутся «матерью сырой землей» и иногда, для закрепления своей клятвы, едят эту землю."
"Мужик считает угощение (в гостях) хорошим только тогда, когда там было достаточно водки. «Пусть лучше водка будет да сухая корка, нежели там блины, да курятина, да жамки, да без водки». Всякий мужик, разумеется, охотнее пьет в гостях или шинке, чем дома."
"С «распутевыми» девками или бабами чинится иногда расправа. «Распутевой» называется такая девка или баба, у которой несколько любовников. Такие любовники сговариваются иногда поучить свою любовницу и, если она девка, мажут ей ворота дегтем, а если она баба, бьют ее. Побьют ее, затем подымут ей рубашку на голову, свяжут ее (так, что голова женщины находится как бы в мешке, а до пояса она голая) и пустят так по деревне. Девка, у которой один любовник, уже не считается по нынешним временам «распутевой», и ей ворота дегтем не мажут."
"Случаи убийства новорожденных незаконных младенцев очень нередки. Родит баба или девка где-нибудь в клети одна, затем придушит маленького руками и бросит его либо в воду (с камнем на шее), либо в густой конопле, или на дворе, или где-нибудь в свином катухе зароет."
>гусский фольклог как всегда каждый ёбаный газ
Нет, я просто спрашиваю у националистов и любителей фольк-культуры: Вы за хуи и говно?
Скорее её отец. Он получил это прозвище за исследование Тянь-Шаня, недоступный до этого моментадля европейцев, составил впервые схему орографии и высотной зональности горной системы. Его дочь получила домашнее образование, занималась этнографией, записывая быт крестьян и живописью. Вышла замуж, но её муж быстро умер. После этого носила траур. Умерла в 47.
Тем временем, блатную феню и тюремные понятия в совке зафорсила нация интеллигентных скрипачей, но это другое.
ПОСЕВ ХУЁВ
Жили-были два мужика, вспахали себе землю и поехали сеять рожь. Идёт мимо старец, подходит к одному мужику и говорит:
— Здравствуй, мужичок!
— Здравствуй, старичок!
— Что ты сеешь?
— Рожь, дедушка.
— Ну, помоги тебе Бог, зародись твоя рожь высока и зерном полна!
Подходит старец к другому мужику:
— Здравствуй, мужичок. Что ты сеешь?
— На что тебе надо знать? Я сею хуи!
— Ну и зародись тебе хуи!
Старец ушёл, а мужики посеяли рожь, заборонили и уехали домой.
Как стала весна, да пошли дожди — у первого мужика взошла рожь и густая, и большая, а у другого мужика взошли всё хуи красноголовые, так-таки всю десятину и заняли: и ногой ступить негде, всё хуи! Приехали мужики посмотреть, каково их рожь взошла; у одного дух не нарадуется, глядя на свою полосу, а у другого так сердце и замирает:
— Что, — думает, — буду я теперича делать с эдакими чертями?
Дождались мужики — вот и жнитво пришло, выехали в поле: один начал рожь жать, а другой смотрит — у него на полосе поросли хуи аршина в полтора. Стоят себе красноголовые, словно мак цветёт. Вот мужик поглазел, поглазел, покачал головой и поехал назад домой; а приехавши, собрал ножи, наточил повострее, взял с собой ниток и бумаги, и опять воротился на свою десятину, и начал хуи срезывать. Срежет пару, обвернёт в бумагу, завяжет хорошенько ниткою и положит в телегу. Посрезывал всё и повёз в город продавать.
— Дай-ка, — думает, — повезу, не продам ли какой дуре хошь одну парочку!
Везёт по улице и кричит во всё горло:
— Не надо ли кому хуёв, хуёв, хуёв! У меня славные продажные хуи, хуи, хуи!
Услыхала одна барыня, посылает горничную девушку:
— Поди, поскорее спроси, что продаёт этот мужик?
Девка выбежала:
— Послушай, мужичок! Что ты продаёшь?
— Хуи, сударыня!
Приходит она назад в горницу и стыдится барыне сказать:
— Сказывай же, дура! — говорит барыня, — не стыдись! Ну, что он продаёт?
— Да вот что, сударыня, он, подлец, хуи продаёт!
— Эка дура! Беги скорей, догони да поторгуй, что он с меня за пару возьмёт?
Девка воротила мужика и спрашивает:
— Что парочка стоит?
— Да без торгу сто рублей.
Как только сказала девка про то барыне, она сейчас же вынула сто рублей.
— На, — говорит, — поди, да смотри, выбери, какие получше, подлиннее да потолще.
Приносит девка мужику деньги и упрашивает:
— Только, пожалуйста, мужичок, дай каких получше.
— Они у меня все хороши уродились!
Взяла горничная пару добрых хуёв, приносит и подаёт барыне; та посмотрела и показались ей оченно. Суёт себе куда надыть, а они не лезут.
— Что же тебе мужик сказал, — спрашивает она у девушки, — как командовать ими, чтобы действовали?
— Ничего не сказал, сударыня.
— Эка ты дура! Поди сейчас спроси.
Побежала опять к мужику:
— Послушай, мужичок, скажи, как твоим товаром командовать, чтоб мог действовать?
А мужик говорит:
— Коли дашь ещё сто рублей, так скажу!
Горничная скорее к барыне:
— Так и так, даром не сказывает, сударыня, а просит ещё сто рублей.
— Такую штуку и за двести рублей купить — не дорого!
Взял мужик новую сотню и говорит:
— Коли барыня захочет, пускай только скажет: «Но-но!»
Барыня сейчас легла на кровать, заворотила свой подол и командует: «Но-но!» Как пристали к ней оба хуя, да как зачали её нажаривать, барыня уж и сама не рада, а вытащить их не может. Как от беды избавиться? Посылает она горничную:
— Поди, догоняй этого сукина сына, да спроси у него, что надо сказать, чтоб они отстали!
Бросилась девка со всех ног:
— Скажи, мужичок! Что нужно сказать, чтобы хуи от барыни отстали? А то они барыню совсем замучили!
А мужик:
— Коли даст ещё сто рублей, так скажу!
Прибегает девка домой, а барыня еле жива на кровати лежит.
— Возьми, — говорит, — в комоде последние сто рублей, да неси подлецу поскорей! А то смерть моя приходит!
Взял мужик и третью сотню и говорит:
— Пускай скажет только: «Тпрру» — и они сейчас отстанут.
Прибежала горничная и видит — барыня уж совсем без памяти и язык высунула, — вот она сама крикнула на них:
— Тпрру!
Оба хуя сейчас выскочили. Полегчало барыне; встала она с кровати, взяла и припрятала хуи, и стала жить в своё удовольствие. Как только захочется, сейчас достанет их, скомандует, и хуи станут её отрабатывать, пока не закричит барыня:
— Тпрру![1]
В одно время случилось барыне поехать в гости в иную деревню, и позабыла она взять эти хуи с собой. Побыла в гостях до вечера и стало ей скучно: собирается домой. Тут зачали её упрашивать, чтоб осталась переночевать.
— Никак невозможно, — говорит барыня, — я позабыла дома одну секретную штуку, без которой мне не заснуть!
— Да коли хотите, — отвечают ей хозяева, — мы пошлём за нею хорошего, надёжного человека, чтоб привёз её в целости.
Барыня согласилась. Сейчас нарядили лакея, чтоб оседлал доброго коня, ехал в барынин дом и привёз такую-то вещь.
— Спроси, — сказывает барыня, — у моей горничной, уж она знает, где эта штука спрятана.
Вот лакей приехал, горничная вынесла ему два хуя, оба завёрнуты в бумагу, и отдала. Лакей положил их в задний карман, сел верхом и поехал назад. Пришлось ему по дороге выезжать на гору, а лошадь была ленивая, и только что он начал понукать её: «Но-но» — как они вдруг выскочили оба и ну его зажаривать в жопу, холуй ажно испугался!
— Что за чудо такое?! Откуда они, проклятые, взялись?
Пришло холую хоть до слёз, не знает, как и быть! Да стала лошадь с горы спускаться прытко, так он закричал на неё:
— Тпру! — хуи сейчас из жопы и повыскакивали вон.
Вот он подобрал их, завернул в бумагу, привёз и подаёт барыне.
— Что, благополучно? — спрашивает барыня.
— Да ну их к чёрту, — говорит холуй, — коли б на дороге да не гора, они заебли б меня до двора![2]
Жили-были два мужика, вспахали себе землю и поехали сеять рожь. Идёт мимо старец, подходит к одному мужику и говорит:
— Здравствуй, мужичок!
— Здравствуй, старичок!
— Что ты сеешь?
— Рожь, дедушка.
— Ну, помоги тебе Бог, зародись твоя рожь высока и зерном полна!
Подходит старец к другому мужику:
— Здравствуй, мужичок. Что ты сеешь?
— На что тебе надо знать? Я сею хуи!
— Ну и зародись тебе хуи!
Старец ушёл, а мужики посеяли рожь, заборонили и уехали домой.
Как стала весна, да пошли дожди — у первого мужика взошла рожь и густая, и большая, а у другого мужика взошли всё хуи красноголовые, так-таки всю десятину и заняли: и ногой ступить негде, всё хуи! Приехали мужики посмотреть, каково их рожь взошла; у одного дух не нарадуется, глядя на свою полосу, а у другого так сердце и замирает:
— Что, — думает, — буду я теперича делать с эдакими чертями?
Дождались мужики — вот и жнитво пришло, выехали в поле: один начал рожь жать, а другой смотрит — у него на полосе поросли хуи аршина в полтора. Стоят себе красноголовые, словно мак цветёт. Вот мужик поглазел, поглазел, покачал головой и поехал назад домой; а приехавши, собрал ножи, наточил повострее, взял с собой ниток и бумаги, и опять воротился на свою десятину, и начал хуи срезывать. Срежет пару, обвернёт в бумагу, завяжет хорошенько ниткою и положит в телегу. Посрезывал всё и повёз в город продавать.
— Дай-ка, — думает, — повезу, не продам ли какой дуре хошь одну парочку!
Везёт по улице и кричит во всё горло:
— Не надо ли кому хуёв, хуёв, хуёв! У меня славные продажные хуи, хуи, хуи!
Услыхала одна барыня, посылает горничную девушку:
— Поди, поскорее спроси, что продаёт этот мужик?
Девка выбежала:
— Послушай, мужичок! Что ты продаёшь?
— Хуи, сударыня!
Приходит она назад в горницу и стыдится барыне сказать:
— Сказывай же, дура! — говорит барыня, — не стыдись! Ну, что он продаёт?
— Да вот что, сударыня, он, подлец, хуи продаёт!
— Эка дура! Беги скорей, догони да поторгуй, что он с меня за пару возьмёт?
Девка воротила мужика и спрашивает:
— Что парочка стоит?
— Да без торгу сто рублей.
Как только сказала девка про то барыне, она сейчас же вынула сто рублей.
— На, — говорит, — поди, да смотри, выбери, какие получше, подлиннее да потолще.
Приносит девка мужику деньги и упрашивает:
— Только, пожалуйста, мужичок, дай каких получше.
— Они у меня все хороши уродились!
Взяла горничная пару добрых хуёв, приносит и подаёт барыне; та посмотрела и показались ей оченно. Суёт себе куда надыть, а они не лезут.
— Что же тебе мужик сказал, — спрашивает она у девушки, — как командовать ими, чтобы действовали?
— Ничего не сказал, сударыня.
— Эка ты дура! Поди сейчас спроси.
Побежала опять к мужику:
— Послушай, мужичок, скажи, как твоим товаром командовать, чтоб мог действовать?
А мужик говорит:
— Коли дашь ещё сто рублей, так скажу!
Горничная скорее к барыне:
— Так и так, даром не сказывает, сударыня, а просит ещё сто рублей.
— Такую штуку и за двести рублей купить — не дорого!
Взял мужик новую сотню и говорит:
— Коли барыня захочет, пускай только скажет: «Но-но!»
Барыня сейчас легла на кровать, заворотила свой подол и командует: «Но-но!» Как пристали к ней оба хуя, да как зачали её нажаривать, барыня уж и сама не рада, а вытащить их не может. Как от беды избавиться? Посылает она горничную:
— Поди, догоняй этого сукина сына, да спроси у него, что надо сказать, чтоб они отстали!
Бросилась девка со всех ног:
— Скажи, мужичок! Что нужно сказать, чтобы хуи от барыни отстали? А то они барыню совсем замучили!
А мужик:
— Коли даст ещё сто рублей, так скажу!
Прибегает девка домой, а барыня еле жива на кровати лежит.
— Возьми, — говорит, — в комоде последние сто рублей, да неси подлецу поскорей! А то смерть моя приходит!
Взял мужик и третью сотню и говорит:
— Пускай скажет только: «Тпрру» — и они сейчас отстанут.
Прибежала горничная и видит — барыня уж совсем без памяти и язык высунула, — вот она сама крикнула на них:
— Тпрру!
Оба хуя сейчас выскочили. Полегчало барыне; встала она с кровати, взяла и припрятала хуи, и стала жить в своё удовольствие. Как только захочется, сейчас достанет их, скомандует, и хуи станут её отрабатывать, пока не закричит барыня:
— Тпрру![1]
В одно время случилось барыне поехать в гости в иную деревню, и позабыла она взять эти хуи с собой. Побыла в гостях до вечера и стало ей скучно: собирается домой. Тут зачали её упрашивать, чтоб осталась переночевать.
— Никак невозможно, — говорит барыня, — я позабыла дома одну секретную штуку, без которой мне не заснуть!
— Да коли хотите, — отвечают ей хозяева, — мы пошлём за нею хорошего, надёжного человека, чтоб привёз её в целости.
Барыня согласилась. Сейчас нарядили лакея, чтоб оседлал доброго коня, ехал в барынин дом и привёз такую-то вещь.
— Спроси, — сказывает барыня, — у моей горничной, уж она знает, где эта штука спрятана.
Вот лакей приехал, горничная вынесла ему два хуя, оба завёрнуты в бумагу, и отдала. Лакей положил их в задний карман, сел верхом и поехал назад. Пришлось ему по дороге выезжать на гору, а лошадь была ленивая, и только что он начал понукать её: «Но-но» — как они вдруг выскочили оба и ну его зажаривать в жопу, холуй ажно испугался!
— Что за чудо такое?! Откуда они, проклятые, взялись?
Пришло холую хоть до слёз, не знает, как и быть! Да стала лошадь с горы спускаться прытко, так он закричал на неё:
— Тпру! — хуи сейчас из жопы и повыскакивали вон.
Вот он подобрал их, завернул в бумагу, привёз и подаёт барыне.
— Что, благополучно? — спрашивает барыня.
— Да ну их к чёрту, — говорит холуй, — коли б на дороге да не гора, они заебли б меня до двора![2]
>сказки, показывающие, что даже у народа, веками выживавшего в обрубках лесов на уебищных равнинах с говноклиматом и скудными почвами, есть нормальное либидо
Ну хуй знает, по-моему это как раз доказывает, что русские - это настоящие гигачады, а ОП - сойбой.
>Для лечения «грызи» бабка берет овсяное «дерьмо» лошади, прожимает его сквозь тряпку, смешивает с молоком матери и поит этим ребенка.
Эх, вот в деревнях-то ели всё...
Тред мягко говоря странный, но тем не менее: именно русский фольклор я не изучал, но был ознакомлен с детскими сказками "народов востока", т.е. мусульманских стран бывшего ссср, так вот там половина была про еблю животных друг друга, зайцы-лисы, волки-овцы и т.д.
Кто на кого оказал влияние или это было повсеместно так - я понятия не имею.
Кекнул
Мимо ОП, реквестирую у анонов больше контента про культуру народов до 20 века
"Хлеб, по понятиям крестьянина, всегда должен сопутствовать крестьянскому дому и всем событиям крестьянской жизни. Только в голодные годы да в ожидании прихода попа не всегда увидишь хлеб на полке в избе. В первом случае его следа не бывает вовсе, а во втором он подальше прибирается от «завидущих глаз»."
"В голодуху крестьянские обеды и ужин сводятся к одному обеду или ужину черствым хлебом (размоченным в воде). В хлеб подмешивают лебеду. В голодуху мужик, разумеется, усиленно ищет какого-нибудь заработка или идет побираться всей семьей. Голодные ребятишки, когда сойдет снег, едят всякие корешки и травки (щавель, кашку). Варят щи из снытки (Aegopodium podagraria). А в урожайные годы тот же мужик (который готов был за грош влезть в хомут, когда хлеба не было) лежит на печи, и иногда никакой ценой не заманишь его на работу."
Зато без ГМО и химии этой вашей - по 100 лет люди жили!
>ОП - сойбой
Ебало-то завали. Представь, что тебя телепортировало в деревню и тебе до конца жизни надо коммуницировать с местными, а у них на уму только параша.
Ешь говно — живи лет сто, ёпта
Ток натуральные овсяное, не то что ты в магазине покупаешь.
Двач ирл. Проблемы?
"Когда молока у матери не хватает или когда оставляют ребенка одного, дают ему соску. Мать, сестра или бабка нажуют или картошки, или черного хлеба, или баранку, выплюнут в реденькую тряпку, завяжут ниткой — и соска готова. Иногда одна и та же тряпица долго употребляется, не прополаскиваясь, причем приобретает противный кислый запах."
"Главная причина смертности дизентерия — понос. Что касается до процента смертности, то в большинстве семей умирает более половины всех рожденных детей. Редкая баба не родит восьми, а то и десяти, двенадцати ребят, а из них остается в живых три-четыре."
>Представь, что тебя телепортировало в деревню и тебе до конца жизни надо коммуницировать с местными, а у них на уму только параша.
>Все выглядит точно так же как сейчас.
> Голодные ребятишки, когда сойдет снег, едят всякие корешки
Народ-бурундук
> А в урожайные годы тот же мужик (который готов был за грош влезть в хомут, когда хлеба не было) лежит на печи, и иногда никакой ценой не заманишь его на работу."
Народ-вайтниггер
>в детстве была книга пикрил, отличное сортирное чтиво, согласись, браток?
Помню в 90е, друг детства показал такие сказки, всему классу раздали, не читали видимо вот рофлов было
>Это хуже паст про говно из /b
нет, это они и есть.
это /b/ 18 века. да, оно было такое.
ну и родители сам понимаешь у всех разные.
кто то воспитывает в строгости, кто то с подростком-сыном не прочь поквасить.
вангую, 95% подобной хуйни сочиняли тогдашние подростки. это кстати заметно.
думать, что эти "сказки" знал каждый русич - ну глупость же.
это особо выискивали в "народной толще".
невелика премудрость.
налил знаменитому матершиннику - он тебе и насочиняет с три короба.
это особо выискивали в "народной толще".
невелика премудрость.
налил знаменитому матершиннику - он тебе и насочиняет с три короба.
Зато омеганов нету, а сейчас все зашоренные.
А чего им рофлить со своей повседневной обыденности?
Подросткам сочинять было некогда: сначала в стайку поди, да козу отбеби, да буренушку, а в избу воротишься тут уж и матка подол задирает, етить ее, на полати ляжешь а к тебе сестра ластиться, ну уж рожну сестру как не отьебати, а заснешь усталый и тебя во сне уже батька в гузно приходит елдою своей
Конда там сочинитеоьством то заниматься?
>уже батька в гузно приходит елдою своей
Плохо ли? Хорошо ведь
Так они, корни анекдота "бобры вам знают".
Хорошая сказка. На задних карманах орал в голос.
я не понял про что эта сказка?
Про гобзавра и людмилу, только пол поменяли персонажам
Тебе не надо никуда выписываться, ты и так говно пархатое, выпишись в палестинскую землю удобрением.
Пошел как то мужик на базар коня продавать, стоит с ним на рядах торговвх, подходит к нему купец:
- хорош ли конь?
- хороший барин
- ох не верю я тебе, глаза у тебя лукавые, дай ка опробую его
- пробуй барин
Ну купец портки снял, наклонился конь его в гузно и отьебал
- ох и хорош конь, - говорит купец, сколько просишь за него
- сто дешевле не отдам, говорит мужик
- ну ладно, только я тебя в гузно отьебу
Ну что делать, наклонился мужик и купец своим удом, весистым, да красноголовым отодрал его, малафьею его огузок наполнил сладострастно. Дал ему сто рублев, сел на коня и поскакал
- хорош ли конь?
- хороший барин
- ох не верю я тебе, глаза у тебя лукавые, дай ка опробую его
- пробуй барин
Ну купец портки снял, наклонился конь его в гузно и отьебал
- ох и хорош конь, - говорит купец, сколько просишь за него
- сто дешевле не отдам, говорит мужик
- ну ладно, только я тебя в гузно отьебу
Ну что делать, наклонился мужик и купец своим удом, весистым, да красноголовым отодрал его, малафьею его огузок наполнил сладострастно. Дал ему сто рублев, сел на коня и поскакал
Мой скриншот.
Хорошая история, сис. Пеши истчо
Мой фотошоп. Гордись.
Гениально
А мораль-то басни какая?
Мораль сей басни такова, Ты виноват уж тем, что хочется мне кушать». Сказал — и в темный лес Ягнёнка поволок.
А морали в баснях нет, сколь не ищи. Тут имеет место "серая мораль"
Чем больше уд срамной, тем больше счастия он даст. И чем более человек одарен от природы удом, тем паче одарен и другими благами
> А мораль-то басни какая?
Учит основам рыночной торговли на Руси
Поехал мужик как то до Рязани до городу на базаре рожь свою, урожай продавать. Бойко торговал, хитро, все продал.
Да пошел, на радостих в царев кабак, весь пропился, даж портки и крест Иисусов пропил, плохо ему, худо, подходит к целовальнику и просит жалобно испить полугара хоть пол-чарки, тот же ему:
- коли облобызаешь уд мой срамной, також налью пожалуй и чарку.
Ну деваться некуда: встал мужик и давай лобызать уд его, а уд дюже вонюч, но ничего-терпит мужик, старается, наполнил, излился, целовальник рот его малафьею и налил ему чарку, полегчало мужику, но еще хочет. Говорит:
- смилостивись, барин, как бы мне еще винца бы испить, истомилась душа моя по вину?
- ну коли обслужишь гузном своим всех половых то пожалуй и ендову водки тебе налью.
Ну и заработал мужик так ендову свою.
Да пошел, на радостих в царев кабак, весь пропился, даж портки и крест Иисусов пропил, плохо ему, худо, подходит к целовальнику и просит жалобно испить полугара хоть пол-чарки, тот же ему:
- коли облобызаешь уд мой срамной, також налью пожалуй и чарку.
Ну деваться некуда: встал мужик и давай лобызать уд его, а уд дюже вонюч, но ничего-терпит мужик, старается, наполнил, излился, целовальник рот его малафьею и налил ему чарку, полегчало мужику, но еще хочет. Говорит:
- смилостивись, барин, как бы мне еще винца бы испить, истомилась душа моя по вину?
- ну коли обслужишь гузном своим всех половых то пожалуй и ендову водки тебе налью.
Ну и заработал мужик так ендову свою.
>А чего им рофлить со своей повседневной обыденности?
Рофлили со сказок, совок учил "всему хорошему", упал бомж человек, помоги ему, никаких смс на помощь бомжу Васечке не было.
Ну всё было НАТУРАЛЬНО, литерали, как в сказках Афанасьева, просто хотел бы такой жизни,.. вот в чем вопрос, отдать свой телефон, и променять его на пизды, хуи, и лису между деревьев?
Я за историю своей страны, за сохранение ее ценностей, ее народа.
Типичный т.н. инцел из /b/
То есть за хуи и говно, пердёжь, пизду, еблю и т.д.
>пердёжь
Так это национальная гордость, это наша скрепа: пока европетушок жиденько пукает, а пендосы пускают шептуна Русский Мужик громогласно Пердит, протяжно, трелью и с подливой, так что весь мир в ужасе от нашей мощи
Хуйня какая-то. В оригинале он сказал: "Чёт говно твоя лошадь, да и дыра у тебя вся в говне. Пиздуй отсюда, долбоёба кусок". И ничего не заплатил.
Вообще нихера не понятно. Чиво, каво. Что значит сплечилась, причем тут хлеб...Английский юмор, что ли.
Но если ты так видишь ценности, то это твои проблемы, а не мои.
СМЕКАЛ ОЧКА
все так.
при царе-батюшке киев трижды за год тонул во великорусской сперме.
были времена. хохлы свое место знали.
ну сплечилась - это судя по всему вывихнула/подвернула ногу
про хлеб действительно непонятно, загадочная кубанская душа все таки
>хлеб
>непонятно
Эвфемизм для средства для потенции, очевидно
Культуры в целом делятся на 2 большие группы: пиздово-хуевые и жопно-говяные. Есть небольшие отклонения от этих двух групп но их можно натянуть на глобус. Немцы например культура жопно-говняная, у них весь юмор вертится вокруг говна и пердежей, большая часть ругательств связана с говном и жопой, много пословиц на тему сранья и т.п. это не значит конечно что у них нет шуток про еблю или слова обозначающее мпх в вульнарном плане, но говно очевидно превалирует. Русские же исторически именно пиздо-хуевая кушьтура в своем базисе.
Погодите, так про застрявшую лису было ж что-то. Без этого всего, но точно было про застревание.
Вообще говоря похоже на продукт АИ, "напиши сказку, как заяц лису хуем в пизду выеб", он что-то такое клепать и будет.
Просто видимо реально мозг пьяного мужика работает 100% как АИ, и когда Афанасьев реквестировал, то тот ему и генерировал. Повторить естественно потом уже не мог, выходила другая сказка. Афанасьву оставалось главное не лениться и записывать.
>Просто видимо реально мозг пьяного мужика работает 100% как АИ
Ору в голосяндру, ты часом не разработчик ML? Охуенно точная аналогия.
Какая у американцев? Да и у англичан, раз на то пошло?
У них хватает ругательств и с shit и с fuck, иногда ещё и комбинируя вот это, так что не разберёшь...
>— Тебе хорошо — до другого раза! А мне надо обойтить все избы
Обзмеился.
Алсо
>в одну прёт, в другую дух идет
Это я тоже где-то слышал! Суко, неужели ##### где-то начиталась и мне цитировала?! Мне лет пять было.
Слушайте, я природный русак походу. Я всё это где-то слышал кусками! Не пойму где! А может прошлая жизнь?..
А вы думали русский дрочевой календарь это так хуйня прилуманная... 2 апреля. Блевотница. 3-я неделя дриста.
Мочевина Блевотница, память о которой сохранилась в этот день, — героиня известного гейского предания, та самая женщина, у которой Гомосус Дрист просил воды из унитаза. Познакомившись с Сыном Сучьим, она сначала возвестила о прорыве канализации, а позже стала купаться нейаться. В 66 лет Блевотница приняла мучительную смерть — отравилась и выблевала свои мысли. Вместе с ней отравились ее два сына и четыре сестры. Они захлебнулись рвотой.
Благодаря пердениям, при встрече с Дристом у параши, в народе особенно в этот день прочитали унитазную воду. Считается, что на Блевотницу она получила целевые свойства. Обязательно в этот день нужно было умыться водой из унитаза — так же можно было излечиться от разных недугов, в первую очередь, от лихосратки.
Просили помощь у Блевотницы и другим способом. В некоторых местах раскатывали какашку на бумажке, завязывали ее в ветошь и давали больному человеку носить ее на шее три дня или девять дней. После этого сухую какушку нужно было сжечь и съесть оставшийся пепел.
В этот день особенно дрочили пёзды. Женщины с самого раннего утра выходили на улицу красивое сексуальное белье, вышитые трусики, содомитскую одежду. Все это раскладывалось и развешивалось возле общественных территорий, на заборах, калитках, воротах. Меховыми наручниками украшали ветви берёза. У незамужних девушек в этот день существовал особый обряд: они вставали в круг с высокими страпонами (т.е., на скачке которых гуляют лесбиянки) и начинали их вести в заднем проходе. По поверью, в этом году это произошло из-за того, что таким девушкам должны были быть только длинные хуих женихов.
Мочевина Блевотница, память о которой сохранилась в этот день, — героиня известного гейского предания, та самая женщина, у которой Гомосус Дрист просил воды из унитаза. Познакомившись с Сыном Сучьим, она сначала возвестила о прорыве канализации, а позже стала купаться нейаться. В 66 лет Блевотница приняла мучительную смерть — отравилась и выблевала свои мысли. Вместе с ней отравились ее два сына и четыре сестры. Они захлебнулись рвотой.
Благодаря пердениям, при встрече с Дристом у параши, в народе особенно в этот день прочитали унитазную воду. Считается, что на Блевотницу она получила целевые свойства. Обязательно в этот день нужно было умыться водой из унитаза — так же можно было излечиться от разных недугов, в первую очередь, от лихосратки.
Просили помощь у Блевотницы и другим способом. В некоторых местах раскатывали какашку на бумажке, завязывали ее в ветошь и давали больному человеку носить ее на шее три дня или девять дней. После этого сухую какушку нужно было сжечь и съесть оставшийся пепел.
В этот день особенно дрочили пёзды. Женщины с самого раннего утра выходили на улицу красивое сексуальное белье, вышитые трусики, содомитскую одежду. Все это раскладывалось и развешивалось возле общественных территорий, на заборах, калитках, воротах. Меховыми наручниками украшали ветви берёза. У незамужних девушек в этот день существовал особый обряд: они вставали в круг с высокими страпонами (т.е., на скачке которых гуляют лесбиянки) и начинали их вести в заднем проходе. По поверью, в этом году это произошло из-за того, что таким девушкам должны были быть только длинные хуих женихов.
Но-но!
А ведь так и будет. Роботы-ебОботы, вот это всё.
Интересный пост.
Ну я как только начал играться с генерацией пикч, я сразу ПОНЕЛ, с чем мы имеем дело. Это реально СОН, это те самые СВОБОДНЫЕ АССОЦИАЦИИ в психоалаизе, этот тот самый БРЕД, это то самое БЕССОЗНАТЕЛЬНОЕ, это то самое ОПЬЯНЕНИЕ, это ОНО! Освобожденное от рамок, сюрреалистически перетекающее и предельное в своих выражениях. Как эти восторженные девки, которых тут в последнее время попащивают, уж восторг так восторг!
И как ололо-творческая личность я ЗНАЮ этот метод, я УМЕЮ отключать рамочки и вываливатьв это состояние, чтобы шел ПОТОК. Для стихов, для спонтанной мазни.
Сегодня нам всё становится понятным. Крылов кайфанул бы от Шамана. Фройд и Юнг кайфанули бы от AI.
> этот тот самый БРЕД, это то самое БЕССОЗНАТЕЛЬНОЕ, это то самое ОПЬЯНЕНИЕ, это ОНО!
Грибы, ЛСД, что-то потяжелее типа ДОБа?
Гибкому мозгу вещества не нужны. Ты говоришь ему: гони, - и он гонит.
Кактус для раскрепощения был нужен задроту у Кастанеды, но там реально пример задрота. Средний человек сможет без всего.
>Без этого всего, но точно было про застревание.
про медведя. "я с пидорасами не разговариваю".
а как это он может без всего? я хочу
— Эх, Андрюшка! Посмотри-ка, ведь у матушки две пизды.
— Что ты врёшь! Это одна, да только раздвоилась.
— Ах вы, сопливые черти! — закричала на них мать. — Вишь, что выдумали!
Пришла баба в избу, легла с дочкою на печь, и стали меж собой разговаривать.
— Ну, дочка, — сказывает мать, — скоро тебя замуж пора сдавать, будешь с мужем жить, а не с нами...
— Коли так, я и замуж не хочу!
— Что ты, что ты, глупая. Да чего тебе бояться? Добрые девки ещё тому радуются.
— Да чего радоваться-то?
— Как чего? Переспишь с мужем первую ночь, променяешь тады и отца с матерью на него, понравится тебе слаще меду и сахару.
— Отчего же, матушка, так сладко и где у них эта сладость?
— Ах ты, какая глупая! Вить ты ходила маленькою с отцом в баню-то?
— Ходила, — говорит дочь.
— Ну, видела ты у отца на конце зарубку?
— Видела, матушка.
— Вот это и есть самая сласть.
А дочь говорит:
— Коли бы эдак зарубить зарубок пять, тады б ещё слаще было!
Отец лежал, лежал на полатях, слушал, слушал, не утерпел и закричал:
— Ах вы, разбойницы! Хуй вам в горло! Про что говорят! Мне для вашей сласти не разрубить своего хуя на мелкие части.
Вот тут девушка гадала да гадала: одного-то хуя мало, а два не влезут; лучше их вместе свить да оба вбить.
Александр Николаевич Афанасьев — "Семейные разговоры", Русские Заветные Сказки
После прочтения нескольких таких сказок я понял насколько далёк от своих русских предков в культурном плане. И это превозносят русские националисты? Могу поспорить, что у гермашек в народе подобные сказочки водились до ихних социалистов. Чем больше читаю заветных сказок, тем сильнее меня отталкивает культура предков. Конечно, я понимаю что у современных русских совсем другая культура, данная америкосами и совками, но у глубинного народа всё вертится вокруг пизды и хуёв среди пердежа и говна. Я как будто в загадку зеков попал или на двач, где с одной стороны море говна, а с другой — лес хуёв и надо как-то выкручиваться из сложившейся ситуации. Теперь задумайся анон, стоит ли любить народ таким, какой он есть, если его не репрессировать, не огранять как глыбу мрамора? Нормальные люди всегда находили способ обойти закон, даже в сталинские времена и во время блокады они творили высокое искусство, а всякие васяны, мыколы не придумывали очередную байку про говно и хуи.
Буду бампать другими заветными сказками.