Сука. Пойду какать.
Крипи тред стартует тут!
>Я проходя спросил
Пиздишь ты, хуй бы ты что осмелился спросить у участкового.
мимо_шерлок
Годно, спасибо. Просто и с кирпичами
Жизненно, пиздос, у нас на раёне такая же хуйня твориться.
ПЕШИ ЕСЧО.
>08:24:30
>криппи тред
Это же ПАЛАЧ НИК
ОП малаца, прохладная история.
> окно той квартиры, как раз напротив того угла
Окно напротив угла? Круто.
Днем нормально. Ночью страшно :с
Ты что никогда треугольных комнат не видел? Сейчас это очень модно.
Ну можно ведь снизу встать так, что окно как раз напротив угла будет.
Одно предположение охуительнее другого, блядь!
Сможешь нарисовать то, что ты сформулировал?
обосрался
Не обязательно стоять так, чтобы вектор взгляда был ортогонален плоскости дома.
На твоем рисунке окно нихуя не напротив угла.
Плохая паста.
Нет хорошая
Если смотреть снизу, то будет очень даже напротив.
Пишу в поезде, еду без билета, дал на лапу проводнице. Для себя пишу, привык к ежедневным отчетам. Напишу — прочитаю, как это все выглядит со стороны.
Я врач в поселковой больнице, главный и единственный, только чёрта с два я вам вернусь туда. А, ну да, еще вечно беременная курица с глазами-плошками — акушер-гинеколог, из местных. Если кто в поселке забеременеет — идут к ней, чай пить и на мужей жаловаться. А если осложнения — это ко мне. Я ж и терапевт, и ЛОР, и хирург. И патологоанатом. Рядом лес рубят под заводскую стройку — так работники тоже ко мне. Один из десяти по-русски понимает. Зато платят наличными, я из этих денег местных мужиков в санитары нанимаю, чтоб физическая сила под рукой была.
Сегодня двое притащили третьего. Со стройки. Они там в вагонах живут, вот эти вроде как соседи. Несколько дней назад в лес пошли, по грибы. Грибов им захотелось. Грибочков. Разошлись по сторонам. Тут этот, которого принесли, орет. В топь угодил, запнулся о корягу — и прямо спиной. Вытащили. Вся спина в черной жиже — щиплет, говорит. Пока до вагонов своих дошли, ему поплохело. Водкой подлечили. На следующий день ходил сонный, в глазах темнело, бригадир отправил в отгул. Вечером упал на пол, в горле захрипело, сознание потерял. Соседи, идиоты, решили, что сон — лучшее лекарство. После водки, надо полагать. Утром проснулись — он у своей койки стоит, к ним спиной. Звали, не дозвались. Простые люди, не отвечает человек — значит, не хочет! Ушли на смену.
Возвращались в вагончик, слышали, что он там ходит. Зашли — стоит в углу. Лицом в угол. И вслед за их движением спиной поворачивается. Попробовали к нему подойти — он так, задом наперед, и прыгнул.
Ко мне его притащили связанным. Санитары, которые встретили эту троицу, уже готовили смирительную рубашку. Он висел у них на руках, хрипя, но когда вошел я — выпрямился и посмотрел на меня... Спиной посмотрел, спиной. То самое движение, которым человек оборачивается, чтобы взглянуть на кого-то и замирает, уставившись. Но его голова была вяло опущена, а спина — напряжена, и эта спина поворачивалась за мной, куда бы я ни шел. Мало того — она хотела добраться до меня.
Как люди ходят задом наперед? Сгибают ногу, отводят назад, нащупывают опору. Здесь было иначе: спина рвалась ко мне из рук санитаров, пытаясь выбросить ноги так, словно они должны были гнуться в обратную сторону. Но они не гнулись.
Под одеждой спина оказалась покрыта черными бородавками. От плеч до копчика — плоские и выпуклые, размером с горошину.
Я приказал «обработать», чувствуя, что санитары вот-вот взбунтуются. На такое они не нанимались. Но мне на их нежные чувства было наплевать — смотрела-то она на меня.
Во время обработки спиртом лесоруб поднимался на коленях и локтях, наклонялся в мою сторону, выгибался горбом.
Закатали в рубашку, заперли в холодный подвал — вытрезвитель, он же морг. К ночи лесоруб скончался. Я зафиксировал факт смерти, велел санитарам обмыть тело и стал думать, как сделать так, чтобы мне его не вскрывать. Чтобы спихнуть его на районную больницу, мне нужна была причина. Чтоб найти причину — нужно было его вскрыть. Замкнутый круг.
Я заполнил все бумаги, накачался чаем, открыл дешевый подаренный коньяк. В два часа ночи решил, что боязнь трупов — это как раз то, чего мне в жизни не хватало. Взял инструменты, бланки и пошел.
Дернуло меня, когда уже руку на засов положил. Вот оно, передо мной — окошко в двери морга-вытрезвителя. Закрытое на шпингалет, закрашенное слоями краски — не пользовались никогда. Так почему не сейчас? Скальпелем расковырял краску.
Она стояла в метре от двери. Голова человека болталась на безжизненной шее, руки висели веревками, но голая спина и ноги с выступающими на них бородавками смотрели очень внимательно.
Я даже не знаю, куда едет поезд. Я не завидую тому, кто завтра полезет в морг. Может, хватит ума заглянуть в окошко. Я же не хочу касаться этой дряни никак, никаким образом. И не ищите, нет меня, пропал, уволился, послал всех к черту. Сучья жизнь…
Я врач в поселковой больнице, главный и единственный, только чёрта с два я вам вернусь туда. А, ну да, еще вечно беременная курица с глазами-плошками — акушер-гинеколог, из местных. Если кто в поселке забеременеет — идут к ней, чай пить и на мужей жаловаться. А если осложнения — это ко мне. Я ж и терапевт, и ЛОР, и хирург. И патологоанатом. Рядом лес рубят под заводскую стройку — так работники тоже ко мне. Один из десяти по-русски понимает. Зато платят наличными, я из этих денег местных мужиков в санитары нанимаю, чтоб физическая сила под рукой была.
Сегодня двое притащили третьего. Со стройки. Они там в вагонах живут, вот эти вроде как соседи. Несколько дней назад в лес пошли, по грибы. Грибов им захотелось. Грибочков. Разошлись по сторонам. Тут этот, которого принесли, орет. В топь угодил, запнулся о корягу — и прямо спиной. Вытащили. Вся спина в черной жиже — щиплет, говорит. Пока до вагонов своих дошли, ему поплохело. Водкой подлечили. На следующий день ходил сонный, в глазах темнело, бригадир отправил в отгул. Вечером упал на пол, в горле захрипело, сознание потерял. Соседи, идиоты, решили, что сон — лучшее лекарство. После водки, надо полагать. Утром проснулись — он у своей койки стоит, к ним спиной. Звали, не дозвались. Простые люди, не отвечает человек — значит, не хочет! Ушли на смену.
Возвращались в вагончик, слышали, что он там ходит. Зашли — стоит в углу. Лицом в угол. И вслед за их движением спиной поворачивается. Попробовали к нему подойти — он так, задом наперед, и прыгнул.
Ко мне его притащили связанным. Санитары, которые встретили эту троицу, уже готовили смирительную рубашку. Он висел у них на руках, хрипя, но когда вошел я — выпрямился и посмотрел на меня... Спиной посмотрел, спиной. То самое движение, которым человек оборачивается, чтобы взглянуть на кого-то и замирает, уставившись. Но его голова была вяло опущена, а спина — напряжена, и эта спина поворачивалась за мной, куда бы я ни шел. Мало того — она хотела добраться до меня.
Как люди ходят задом наперед? Сгибают ногу, отводят назад, нащупывают опору. Здесь было иначе: спина рвалась ко мне из рук санитаров, пытаясь выбросить ноги так, словно они должны были гнуться в обратную сторону. Но они не гнулись.
Под одеждой спина оказалась покрыта черными бородавками. От плеч до копчика — плоские и выпуклые, размером с горошину.
Я приказал «обработать», чувствуя, что санитары вот-вот взбунтуются. На такое они не нанимались. Но мне на их нежные чувства было наплевать — смотрела-то она на меня.
Во время обработки спиртом лесоруб поднимался на коленях и локтях, наклонялся в мою сторону, выгибался горбом.
Закатали в рубашку, заперли в холодный подвал — вытрезвитель, он же морг. К ночи лесоруб скончался. Я зафиксировал факт смерти, велел санитарам обмыть тело и стал думать, как сделать так, чтобы мне его не вскрывать. Чтобы спихнуть его на районную больницу, мне нужна была причина. Чтоб найти причину — нужно было его вскрыть. Замкнутый круг.
Я заполнил все бумаги, накачался чаем, открыл дешевый подаренный коньяк. В два часа ночи решил, что боязнь трупов — это как раз то, чего мне в жизни не хватало. Взял инструменты, бланки и пошел.
Дернуло меня, когда уже руку на засов положил. Вот оно, передо мной — окошко в двери морга-вытрезвителя. Закрытое на шпингалет, закрашенное слоями краски — не пользовались никогда. Так почему не сейчас? Скальпелем расковырял краску.
Она стояла в метре от двери. Голова человека болталась на безжизненной шее, руки висели веревками, но голая спина и ноги с выступающими на них бородавками смотрели очень внимательно.
Я даже не знаю, куда едет поезд. Я не завидую тому, кто завтра полезет в морг. Может, хватит ума заглянуть в окошко. Я же не хочу касаться этой дряни никак, никаким образом. И не ищите, нет меня, пропал, уволился, послал всех к черту. Сучья жизнь…
Собирай с участковым рейд на чучело. В квартире у нее ночку поспите и посмотрите что да как. Может хозяйку соседи психотропами травили.
Если я буду на тебя сверху смотреть, то ты будешь очень маленький. Означает ли это, что ты на самом деле маленький? Нет. Также и тут - окно нихуя не напротив угла.
>Означает ли это, что ты на самом деле маленький?
Да :з
Помню эту охуенную пасту. Вроде коротко, но просраться заставляет, и вечером еще вспоминается она перед сном сукаблять.
Вот этот дело говорит
Ты что, никогда квартир в форме трифорса не видел?
оп имел в виду, что они заняли такой ракурс, через который траектория из взора пересекала и окно и тот угол (окно напротив угла)
И эту помню, реально охуенная.
Вброшу еще редчайшей годноты:
Помер Гоша совершенно бездарно, так же, как он делал и многое другое в своей короткой и непутевой сорокалетней жизни. По его словам выходило, что утром, после того, как он опохмелился и отправился на работу, земля вдруг ушла из под ног, и он со всего маху ударился головой об асфальт.
Искать Гошу начали не сразу - зная загульный характер супруга, жена всерьез забеспокоилась лишь на вторые сутки. Еще через день его нашли в компьютерной базе городского морга судмедэкспертизы, оказавшегося закрытым из-за внезапно наступивших выходных и неведомого широкой общественности государственного праздника.
В понедельник, наплакавшиеся вволю родственники прибыли в морг, получили Гошин паспорт и опознали вещи. На Гошу многоопытная сотрудница морга смотреть не рекомендовала, потому, что в последнее время, холодильники в этом заведении не работали и, доверившись ее мнению, вдова не глядя, подмахнула акт опознания. И только на шестой день Гошу схоронили в закрытом гробу в присутствии многочисленных родных и близких.
А еще через пару дней, Гоша позвонил домой и потребовал его «отсюда» забрать. Оказалось, что привезли Гошу в реанимацию одетого лишь в рваные носки и трусы с цветочками, а кто помер в его куртке и штанах он совершенно не в курсе.
Через неделю юридически подкованная соседками, Гошина жена, подала иск на возмещение руководством морга материального ущерба за переданные в церковь для раздачи неимущим мужнины вещи, расходы на похороны, выпитое и съеденное прожорливыми родственниками на всех праздниках, включая похороны, поминки и воскрешение. Заодно было подано заявление в прокуратуру о возбуждение уголовного дела против муниципальных служб, включая больницу, милицию и руководство того же морга.
Тем временем, столичное правосудие в очередной раз собиралась пройтись карающим мечом по криминальному кладбищенскому бизнесу, но для начала решило размяться на окраинах. Поэтому заявление потерпевших, пришлось как нельзя, кстати, и его незамедлительно передали руководителю московской бригады следователей Александру Петровичу. Именно так он и представился, заявившись однажды вечером в Гошину квартиру.
Выслушав детали от непосредственных участников, он пообещал «разобраться и привлечь», и на всякий случай, попросил Гошу отрезать прядь своих волос и парочку ногтей для сравнительной генетической экспертизы обоих покойников - Гоши и того, что схоронили в его могиле.
Между тем, Гоша остался без работы, потому, что покойников не очень жалуют на любом предприятии - на его место уже взяли человека и в отделе кадров порекомендовали для возобновления отношений сначала обзавестись паспортом.
В перерывах между восстановлением гражданского статуса, Гоша с удовольствием рассказывал о своих злоключениях всем желающим, зарабатывая таким нехитрым образом на стакан портвейна и плавленый сырок. Самых недоверчивых он возил на экскурсию к своей могиле, поднимая ставки до нескольких бутылок бормотухи и оплаты проезда к месту захоронения.
Через месяц Гоша вошел во вкус новой жизни и превратился в местную достопримечательность, поэтому, когда к нему в очередной раз приехал все тот же следователь, он вполне отдавал отчет в своей ценности, как юридического казуса.
На этот раз Александр Петрович был слегка озадачен и огорошил потерпевших новой просьбой - передать ему для повторной экспертизы какую-нибудь ношенную Гошей до его смерти вещицу, желательно со следами выделений, к примеру, грязные трусы или платок. Просьба была встречена негодованием, и чистоплотная хозяйка с позором изгнала следователя из квартиры.
Во дворе Гоша догнал Александра Петровича и сообщил, что за ящик портвейна готов порадовать его своими соплями, которые вполне могли сохраниться на платке в кармане рабочей робы. Получившего авансом бутылку портвейна, Гошу погрузили в прокурорскую машину и отвезли по месту бывшей работы.
На стройке выяснилось, что Гоша не ошибся - за прошедшее время никому даже в голову не пришло выбросить его вещи из шкафчика и Гоша торжественно вручил следователю свои затвердевшие выделения, размазанные по несвежему носовому платку.
И прежде, чем оставить подопечного наедине с бывшими коллегами и портвейном, следователь еще раз собственноручно подстриг Гошины ногти и отрезал изрядный пучок волос.
А через неделю, Гоша умер еще раз, и умудренный жизненным опытом, проделал это в своей собственной постели. Родственники привычно всплакнули и, накатанной тропой, его повторно схоронили, благо Гошина могила, уже освободилась стараниями сотрудников прокуратуры, эксгумировавших самозванца.
На повторный девятый день, в Гошину квартиру прибыл уже почти родной следователь и застал сплотившуюся похоронную команду, разливающих далеко не первую бутылку. По старинному русскому обычаю его напоили до полусмерти и чрезвычайно опечаленного отправили восвояси.
И теперь, Александр Петрович, даже слегка выпив, любит рассказывать в компаниях про этот случай. Он потрясает перед жертвами своего красноречия нотариально заверенными копиями экспертиз, показывает документы с выводами специалистов. Он сыплет юридическими терминами, номерами статей Гражданского Кодекса и цитатами из Евангелия. Особо любознательные могут взять в руки истершиеся на сгибах бумаги и убедиться в том, что биологические образцы эксгумированного трупа из Гошиной могилы, Гошины предсмертные сопли, а так же последующие срезы волос и ногтей, принадлежат одному и тому же человеку.
Всегда проигрывал с таких историй
>у меня из стенке лезет неведомая ебаная хуйня, буду орать. ссаться под себя, но с квартиры не съеду
Ты б еще 3d модель запилил наглядную и с текстурками.
теперь это геометрии-тред
Ну дак ведь район хороший, и сторона солнечная! Да и лезет то только ночью ведь.
Ты бы что съехал чтоли?
А мне понравилось.
Да иди ты ннахуй, один раз увидишь такое - ебанёшься. Второй раз увидишь - скажешь "Мама, роди меня обратно!". Третий раз увидишь - скажешь "Да ну нахуй" и пойдёшь искать другую квартиру. Трустори, между дрочим.
> Третий раз увидишь - скажешь "Да ну нахуй" и останешься тут жить, ибо привык.
Но ведь "Дикси" рядом! И до остановки рукой подать! Вечно ты придумываешь все.
А на пятьдесят седьмой будешь распивать дешёвую конину с НЁХ и жаловаться ему на трудную жизнь в Роиссе?
>Дикси рядом
>До остановки рукой подать
СУКА ТЫ СЛЕДИШЬ ЗА МНОЙ ПАДЛА РОТ ТВОЙ ЕБАЛ ДАВАЙ ПОКАЖИСЬ МРАЗЬ!
Я ночью как то шторы не до конца закрыл, а мвет от фонарей в окно нормально так бьет. И лежал у меня на прикроватной тумбе планшет на зарядке. Так вот тень от шнура зарядника получилась как огромная змея на полстены. Я, блядь, так обосрался когда увидел. Долго не мог понять откуда эта тень и выяснять боялся.
28лвл, живу один
28лвл, живу один
>распивать
>конину
Квадрипл пиздеть не может
Не сейчас. Ночью.
Ну да. Откручиваешь коню голову, разливаешь его внутренности по кастрюлям и пьёшь.
Анончики, те кто сидит в /sn, у кого-нибудь есть тред про деда следака? Поделитесь пожалуйста.
Нужно больше п! Кприппип-тпред стартует тут!
>Пиппи ппеп ппаппуеп пуп
Я был тем участковым.
Шевелилась, как оказалось, эта ебанутая бабка. Как итог она ёбнулась из окна и упала на прохожего. Как итог 2 труппа. Понимаете? На моем участке. Со следующей недели иду мести дворы.
>Пппппппппп ппппппп ппппппппппппп ппп ппппппппппп пппппп ппппппппппп
Не могу разобрать что он написал! Аноны, вы тоже это видите?!11
Прожуй, потом пости.
> Пе попу папопапь по оп папипап! Апопы, пы попэ эпо пипипе?111
Только закрутить потом не забудь, а то выдохнется.
Не впечатлило.
Расскажу и я свою историю. Ночевал я как то в одной подмосковной гостинице в Бе
Это потому что ты охуел.
АХУЕННО! Обоссался от страха.
Шангыс плиз.
Больше годноты посоны. Такое охуенное начало было.
В Новоуральске в 80-х годах было «не очень» с жильем. Да и по всей стране было «не очень» в те времена. Первыми в очередь на выделение квартир записывали передовиков, блатных или знакомых. А тут в конце 80-х (по-моему, в 1988-1989 году) две семьи внезапно меняют свои 31 квадратных метров в хрущёвке на просторные двушки в новых, только построенных домах-кораблях знаменитой впоследствии серии 111-90. Обсуждали сей факт мало, и то лишь негромко вечером на кухнях. Тогда ещё союзная печать постоянно доводила до сведения рабочих масс успехи правительства в обеспечении трудящихся семей своим жильем, однако данный факт обошли вниманием. Местная же городская газета лишь спустя месяц поместила короткую заметку о проходивших в Центральном районе «ночных народных учениях ГТО» в ответ на какое-то там очередное антикоммунистическое заявление Рейгана. Сами переселенцы сначала только пришибленно рассказывали о звонке в дверь в три часа ночи, минутных сборах, шлангах и проводах по всему подъезду и машинах во дворе. Спустя три месяца они радостно осознали свои халявные жилые метры и рассказывали в основном о новых ГДРовских стенках, поставленных во второй комнате.
Обо всём этом мне в телефонном разговоре поведал дядя, живущий в Новоуральске. В будке телеграфного пункта, знаете ли, не разговоришься, поэтому этим все подробности и ограничивались.
В 95-м, когда меня сократили с моего «ГРЦ Макеева», я приехал в Новоуральск к родне погостить. Там, не стесненный лимитом временем переговоров, я и расспросил дядю подробнее про тот случай.
Выходило, что в центральном районе ночью из одной из хрущёвок вывели (или эвакуировали?) всех жителей. Местный, не проснувшийся до конца участковый ходил по квартирам и уныло объявлял злым жильцам о внезапно объявленных общегражданских учениях ГТО. Почему общегражданские учения охватывают только один дом, ему было неведомо. Людей поместили в здание школы до утра, откуда они и поехали на работу (это была ночь с понедельника на вторник). Жильцы одного из подъездов говорили о шлангах, или кабелях, уходящих с улицы через подъезд в одну из квартиру на третьем этаже. Эта была квартира одной из семей, впоследствии переселенных. Квартира второй семьи располагалась точно снизу — на втором этаже.
Во дворе напротив этого подъезда заметили какие-то баллоны, насосы, похожие на двигатели механизмы. Со стороны, противоположной подъездам, с пустыря, зачем-то подогнали аж три автокрана. В остальном всё было и вправду похоже на учения — машины «скорой помощи», две «пожарки», огромный, видимо, военный или аэродромный, прожектор и несколько тентованных «Уралов» (не считая тех, что во дворе для доставки жителей в школу, примерно штуки четыре-пять). Особо не поразглядываешь — в темноте, спросонья и, чего уж там скрывать, в лёгкой панике.
После все жители этой хрущёвки получили значок «Отличник ГТО» и вернулись в свои квартиры, кроме тех семей — с третьего и второго этажей первого подъезда. Вместо этого Решетневых с третьего этажа подселили к тому самому участковому на неделю, а вторую семью (не помню фамилию) — в квартиру для командировочных сотрудников «Уральского электрохимического комбината». Из них они уже въехали в своё новое жильё — в те самые «корабли» 111-90 серии. В их старых квартирах некоторое время, примерно месяц, был какой-то «временный штаб учений ГТО» или как-то так. Суть в том, что там постоянно дежурили какие-то люди званием не ниже майора, а один раз кто-то утром видел даже полковника.
После ликвидации этого «штаба» и официального окончания «учений» местная газета (сейчас — «Новоуральская газета») и написала свою короткую, в пару строчек, хвалебную заметку, а вместо деревянных на тех квартирах появились мощные железные двери, почему-то без ручек, с петлями какой-то хитрой конструкции и без замочных скважин.
Спустя несколько лет мой дядя по работе познакомился как раз с тем инженером-переселенцем (не Решетневым, а тем, из второй семьи, если правильно помню, фамилия у него была Маршалов, большинство тогда было инженерами). Они работали вместе довольно долго, после чего тот ему поведал интересные подробности об этом случае. Так как попасть в квартиры стало решительно невозможно, оставался только один выход — посмотреть через окно. Сделать это оказалось возможно спустя несколько лет, когда напротив дома построили новое здание. Крайне удачно в том новом доме дали квартиру знакомому этого инженера Маршалова. И вот он через бинокль как-то и посмотрел.
Ничего необычного в своей бывшей квартире на втором этаже он не нашел. А вот в квартире Решетневых на третьем было поинтересней. Единственным, но действительно странным обстоятельством, которое он сумел разглядеть, стал проём в полу в комнате (квартира однокомнатная). Для справки: в домах серии К-7 (хрущёвки) плиты перекрытия железобетонные, толщиной 220 миллиметров. Это 22 сантиметра сплошного железобетона. Для неспециалистов: железобетон — это бетон, в толще которого имеются толстые прутья арматуры. Сквозной проём в полу, то есть из квартиры в квартиру — дело уже довольно странное. Ещё одну странность он осознал позднее — проём был пропилен под углом. В чем же странность? А попробуйте так пропилить — вам придётся пилить арматуру под углом, причём под острым углом — это очень трудно, так как придётся пропиливать значительно больше металла. Логичный вопрос — зачем так делать, если можно гораздо легче пропил делать параллельно краям плиты и арматуры? Надо учитывать ещё одно — это всё делалось в конце 80-х, когда алмазные диски, тяжёлые перфораторы и т. д., мягко говоря, не были так доступны, как сейчас.
Ещё раз: в ходе «учений ГТО» кем-то ночью выпиливается огромный кусок железобетонной плиты перекрытия в квартире жилого дома, причём этот кусок куда-то исчезает (автокраны подгоняли для этого?). Проём делается заведомо трудным способом, когда, с первого взгляда, есть гораздо более лёгкий способ, и это при том, что всё сделать надо как можно быстрее. После этого жильцам двух (подопытных?) квартир срочно выделяют новые, с улучшенными условиями.
Как ни обидно, на этом я и остановился в своих изысканиях, так как больше информации просто нет. Даже самый непосредственный участник событий — тот самый инженер Маршалов — не знает (или не говорит) больше того, что я описал. Возможно, это потому, что Новоуральск — закрытый город, в котором атомные центрифуги обогащают уран днём и ночью, а может, и по другим причинам, не знаю. А может, и правда такая странная программа учений была, кто ж сейчас разберёт. Но факт остаётся фактом — такая история имела место, и некоторые до сих пор её помнят.
Обо всём этом мне в телефонном разговоре поведал дядя, живущий в Новоуральске. В будке телеграфного пункта, знаете ли, не разговоришься, поэтому этим все подробности и ограничивались.
В 95-м, когда меня сократили с моего «ГРЦ Макеева», я приехал в Новоуральск к родне погостить. Там, не стесненный лимитом временем переговоров, я и расспросил дядю подробнее про тот случай.
Выходило, что в центральном районе ночью из одной из хрущёвок вывели (или эвакуировали?) всех жителей. Местный, не проснувшийся до конца участковый ходил по квартирам и уныло объявлял злым жильцам о внезапно объявленных общегражданских учениях ГТО. Почему общегражданские учения охватывают только один дом, ему было неведомо. Людей поместили в здание школы до утра, откуда они и поехали на работу (это была ночь с понедельника на вторник). Жильцы одного из подъездов говорили о шлангах, или кабелях, уходящих с улицы через подъезд в одну из квартиру на третьем этаже. Эта была квартира одной из семей, впоследствии переселенных. Квартира второй семьи располагалась точно снизу — на втором этаже.
Во дворе напротив этого подъезда заметили какие-то баллоны, насосы, похожие на двигатели механизмы. Со стороны, противоположной подъездам, с пустыря, зачем-то подогнали аж три автокрана. В остальном всё было и вправду похоже на учения — машины «скорой помощи», две «пожарки», огромный, видимо, военный или аэродромный, прожектор и несколько тентованных «Уралов» (не считая тех, что во дворе для доставки жителей в школу, примерно штуки четыре-пять). Особо не поразглядываешь — в темноте, спросонья и, чего уж там скрывать, в лёгкой панике.
После все жители этой хрущёвки получили значок «Отличник ГТО» и вернулись в свои квартиры, кроме тех семей — с третьего и второго этажей первого подъезда. Вместо этого Решетневых с третьего этажа подселили к тому самому участковому на неделю, а вторую семью (не помню фамилию) — в квартиру для командировочных сотрудников «Уральского электрохимического комбината». Из них они уже въехали в своё новое жильё — в те самые «корабли» 111-90 серии. В их старых квартирах некоторое время, примерно месяц, был какой-то «временный штаб учений ГТО» или как-то так. Суть в том, что там постоянно дежурили какие-то люди званием не ниже майора, а один раз кто-то утром видел даже полковника.
После ликвидации этого «штаба» и официального окончания «учений» местная газета (сейчас — «Новоуральская газета») и написала свою короткую, в пару строчек, хвалебную заметку, а вместо деревянных на тех квартирах появились мощные железные двери, почему-то без ручек, с петлями какой-то хитрой конструкции и без замочных скважин.
Спустя несколько лет мой дядя по работе познакомился как раз с тем инженером-переселенцем (не Решетневым, а тем, из второй семьи, если правильно помню, фамилия у него была Маршалов, большинство тогда было инженерами). Они работали вместе довольно долго, после чего тот ему поведал интересные подробности об этом случае. Так как попасть в квартиры стало решительно невозможно, оставался только один выход — посмотреть через окно. Сделать это оказалось возможно спустя несколько лет, когда напротив дома построили новое здание. Крайне удачно в том новом доме дали квартиру знакомому этого инженера Маршалова. И вот он через бинокль как-то и посмотрел.
Ничего необычного в своей бывшей квартире на втором этаже он не нашел. А вот в квартире Решетневых на третьем было поинтересней. Единственным, но действительно странным обстоятельством, которое он сумел разглядеть, стал проём в полу в комнате (квартира однокомнатная). Для справки: в домах серии К-7 (хрущёвки) плиты перекрытия железобетонные, толщиной 220 миллиметров. Это 22 сантиметра сплошного железобетона. Для неспециалистов: железобетон — это бетон, в толще которого имеются толстые прутья арматуры. Сквозной проём в полу, то есть из квартиры в квартиру — дело уже довольно странное. Ещё одну странность он осознал позднее — проём был пропилен под углом. В чем же странность? А попробуйте так пропилить — вам придётся пилить арматуру под углом, причём под острым углом — это очень трудно, так как придётся пропиливать значительно больше металла. Логичный вопрос — зачем так делать, если можно гораздо легче пропил делать параллельно краям плиты и арматуры? Надо учитывать ещё одно — это всё делалось в конце 80-х, когда алмазные диски, тяжёлые перфораторы и т. д., мягко говоря, не были так доступны, как сейчас.
Ещё раз: в ходе «учений ГТО» кем-то ночью выпиливается огромный кусок железобетонной плиты перекрытия в квартире жилого дома, причём этот кусок куда-то исчезает (автокраны подгоняли для этого?). Проём делается заведомо трудным способом, когда, с первого взгляда, есть гораздо более лёгкий способ, и это при том, что всё сделать надо как можно быстрее. После этого жильцам двух (подопытных?) квартир срочно выделяют новые, с улучшенными условиями.
Как ни обидно, на этом я и остановился в своих изысканиях, так как больше информации просто нет. Даже самый непосредственный участник событий — тот самый инженер Маршалов — не знает (или не говорит) больше того, что я описал. Возможно, это потому, что Новоуральск — закрытый город, в котором атомные центрифуги обогащают уран днём и ночью, а может, и по другим причинам, не знаю. А может, и правда такая странная программа учений была, кто ж сейчас разберёт. Но факт остаётся фактом — такая история имела место, и некоторые до сих пор её помнят.
Снайпер в тре
В /б
Опять какую-то ценную радиоактивную херь уронили в бетон и забили на это. Мы это уже проходили.
Начало затянуто, но потенциал был. А вот концовка слита вчистую.
А там в туалете обезьяна сидит!
И в щель смотрит
Но ведь все другие концовки хуевы. Тут же типа недосказанность ввиду правдоподобности.
И говорит:"Дай бабла, ла-ла, ла-ла."
А бармен ей и говорит, пошла вон отсюда
Двачую. Читал истории про такие квартиры, в которых по 5-10 трупов "нарождалось", пока до причины докапывались.
Ну она побежала, а я на четвереньках (я же не долбоеб) - за ней.
Но почему ночью так внезапно? С эвакуацией и т.д.
Подождали пока люди уйдут на работу, спокойно выпилили без лишнего шума.
Ночью крипотней, а ещё палочники по стенам ползуют
С майорскими погонами.
И радиоактивные элементы в квартирах разбпасывают
Жопоебы блять, доставьте годноты лучше.
И разбрасывает там активные изотопы
@
И пытается выйти на палачника
Хуй, это я автор
Это всё ПАЛАЧ НИК, бля буду.
Смотрят - мимо обезьяна пробегает, а за ней парень на четвереньках (ну он же не долбоеб).
Оператор кнопок ctrl, C и V, ты хотел сказать?
ВИДЕЛ ВИДЕО С ПАЛОЧНИКОМ БЛЯ БУДУ
C фаппенинга?
Ну пруфануть конечно в данном случае невозможно, я понимаю, считай как хочешь.
Сейчас катаю в месяц по несколько предложений блятьсука новую пасту, по моему неплохо. И одна идея еще есть.
Ребята не стоит вскрывать эту тему. Вы молодые, шутливые, вам все легко. Это не то. Это не Чикатило и даже не архивы спецслужб. Сюда лучше не лезть. Серьезно, любой из вас будет жалеть. Лучше закройте тему и забудьте что тут писалось. Я вполне понимаю что данным сообщением вызову дополнительный интерес, но хочу сразу предостеречь пытливых - стоп. Остальные просто не найдут.
Особенно это касается вас,
Особенно это касается вас,
Спасибо за годноту, антон.
Ты что ли буквально имел в виду "в месяц по несколько предложений"? Я-то думал это литота.
То чувство, когда ты из этого города, лол. Тащемта, стори легкопроверяема - не так уж и много у нас новостроек 80-90 годов в старых районах.
В половине восьмого утра Артем себя чувствовал отвратительно. Принять душ не успел, только пару раз брызнул чуть теплой водой из крана на лицо, но помогло ненадолго. Глаза слипались, голова болела. Зубы почистить просто забыл, и во рту ощущался кислый привкус чего-то перебродившего, вполне возможно — вчерашнего полуночного ужина. Прислонившись затылком к рекламному плакату на фонарном столбе, Артем едва не отключился. А когда, встряхнувшись, полез в куртку за сигаретами, вспомнил, что оставил их дома, на раковине.
Твою мать.
Низенькая плотная бабулька в выцветшем плаще зыркнула в его сторону сердито, как будто читала мысли. Откуда только берутся такие старухи на любой остановке в любое время суток? Носительницы морали ни свет ни заря караулят чего-то, как в деревнях своих привыкли. Что называется, «с первыми петухами» влечет их — на рынки, дачи, огороды. Вон и авоська из кармана торчит. Как пить дать, для лаврового листа и прочей ерунды, которая у них в приправу к борщам и соленьям идет… Где уж тебе, бабка, понять молодого парня, которому на работу спозаранку в понедельник — ах как влом…
Вообще, остановка почти пустовала. Помимо Артема и бабки, стоял только мальчишка с джинсовым рюкзаком за плечами и нитками наушников в ушах. Этот на других внимания не обращал в принципе, ушел в себя, в музыку свою. Что он там сейчас слушает? Дай бог, «Нирвану», а не шансон какой-нибудь.
По противоположной полосе проехала машина, еще одна. Артем постепенно приходил в себя, просыпался, даже почувствовал холод. Ну да, утро же, солнышко вроде бы и встало, а вроде и нет еще — оттого свет блеклый, как через салфетку, а воздух по-осеннему чист и пахнет озоном, потому что ночью был дождь. Точно-точно, был. Гром гремел, и Артем слышал его сквозь сон, вроде даже и вспышки молний отсвечивали на потолке спальни. И трасса темная от дождя, сырая еще, не просохшая.
Из-за поворота показалась маршрутка.
Обычная маршрутка, белая «Газель», с широкой темной полосой грязевых брызг по корпусу над колесами и надписью поверх лобового стекла, начинавшейся с TRANS. Постояла у перекрестка, культурно ожидая, когда огонек светофора сменится на зеленый, а потом неспешно подкатила к остановке.
Номер маршрута прочесть было трудно, да и незачем.
Отсюда, с окраины, трасса ведет прямо в центр, так что мимо офиса не проскочишь. Он поднялся, бабка с юнцом тоже подскочили к машине. На двери было написано: «Открывается автоматически», однако старуха все равно захлопала руками о борт в поисках ручки, что-то забубнила ворчливо под нос. Артем уже знал, свидетелем какой сцены станет в самом салоне: возмущение, вопли «у меня проездной», «я инвалид второй группы, всю войну прошагала». У пацана наушники, ему легче…
Артем хотел сесть на одно из двух мест впереди, рядом с водителем, но вовремя заметил, что там уже занято. Кто-то сидел, отвернувшись от окна так, что виднелась лишь копна темных спутанных волос. Ладно, хрен с вами, подумал он. Поеду с бабкой, послушаю с утра пораньше концерт по заявкам.
Наконец дверь открылась, издав какой-то странный хлюпающий звук — будто кто носом громко сопли втянул. Толстуха в плаще, кряхтя и охая, протиснулась внутрь, затем туда же нырнул школьник. Последним, сплюнув утреннюю мокроту на асфальт, запрыгнул Артем. Дверца закрылась за ним, как крышка гроба.
В «гробу» было тепло. Несмотря на ранний час, салон машины был почти полон. Окинув сонным взглядом нутро маршрутки в поисках свободных мест, он увидел лишь два. Бабка заняла сиденье впереди, оставив жалкий клочок у окошка, куда еще надо было протиснуться между нею и небритым мужиком. Одно из двух сидений рядом с дверью занял юный меломан, на оставшемся месте устроился Артем. В задней части тихо сидела девица не особо приятной наружности, а совсем в глубине угадывались хмурые лица нескольких мужчин, один из которых явный кавказец. Рассматривать спутников не очень-то хотелось, однако факт оставался фактом — в машине было гораздо теплей, чем на улице. Артем решил, что это пассажиры надышали.
— Зря вы сюда сели, — хихикнул вдруг небритый.
— Почему это зря? — всполошилась бабка. — Не туда едем, что ли? Не по Свердловой?
— Туда-туда, — сказал Артем лениво. Меньше всего ему хотелось слушать маразматический бред очередной заслуженной труженицы комсомольских времен. — У них, мать, маршрут один.
— Да, маршрут один, все доедут, — донеслось глухо с водительского сиденья. Артем глянул мельком на зеркальце заднего вида, которое должно было, как обычно, висеть впереди, над рулем. Обычно в это зеркало пассажиры могут видеть своего водителя… но там не было никакого зеркала.
— Зря, — еще раз крякнул небритый и уронил голову. Правой рукой он держался за поручень. Под желтыми ногтями собрались полоски то ли грязи, то ли ржавчины какой-то бурого цвета.
— Да как же так? — опять засуетилась старуха. Полы идиотского плаща громко шуршали по черной обивке, когда толстый зад нервно ворочался на месте. — Мне на Свердлова надо, на оптовку…
— Спокойно, — сказал Артем, стараясь не думать про зеркальце заднего вида, точнее, про его отсутствие. — Не стоит слушать этого… Он же пьяный в задницу, разит за километр.
От небритого и правда сильно и неприятно пахло, причем не столько алкоголем, сколько… да, с отвращением осознал Артем, от мужика несло мочой. Тем не менее ему стало спокойнее, потому что теперь он и сам понял: ну конечно, дядька просто упился до чертиков, до абсолютной потери вменяемости, вот и несет бред. А то, что зеркала впереди нет, так это же просто объясняется — поломалось, треснуло, вот водитель и убрал.
На плечо капнуло. Артем машинально вытер рукой влагу с куртки. Еще одна крупная темная капля плюхнулась рядом с ним на пол.
Это все ночной дождь, на крыше наверняка небольшая лужица собралась рядом с люком. Вот и протекает. Сотни раз он уже терпел такие неудобства.
«Газель» чуть замедлила ход, стала вроде бы разворачиваться.
— Э, куда? Куда? — Сзади поднялся кавказец в спортивном костюме. — Стой!
— Все нормально, — донеслось спереди.
— Что нормально? Куда едем, а?
— Так короче!
В голосе водителя звучал какой-то странный, необычный акцент. Не такой, как у выходца с гор. Звук «р» был раскатистым, как будто угрожающе рычал пес.
— Куда короче? Мне на следующей выходить… — Горец тупо озирался по сторонам.
Маршрутка остановилась.
— Выходи.
— Не надо, — услышал Артем вдруг испуганный шепот. Девица, сидевшая сзади, смотрела широко распахнутыми, полными ужаса глазами. — Скажите ему, чтобы он этого не делал, я не вынесу больше…
Что за черт, подумал Артем, полная машина идиотов. Вот это поездочка.
Кавказец между тем устремился к дверям. Не дожидаясь, пока те откроются, с яростью пнул их ногой, обутой в фирменную кроссовку.
Нога провалилась внутрь.
Твою мать.
Низенькая плотная бабулька в выцветшем плаще зыркнула в его сторону сердито, как будто читала мысли. Откуда только берутся такие старухи на любой остановке в любое время суток? Носительницы морали ни свет ни заря караулят чего-то, как в деревнях своих привыкли. Что называется, «с первыми петухами» влечет их — на рынки, дачи, огороды. Вон и авоська из кармана торчит. Как пить дать, для лаврового листа и прочей ерунды, которая у них в приправу к борщам и соленьям идет… Где уж тебе, бабка, понять молодого парня, которому на работу спозаранку в понедельник — ах как влом…
Вообще, остановка почти пустовала. Помимо Артема и бабки, стоял только мальчишка с джинсовым рюкзаком за плечами и нитками наушников в ушах. Этот на других внимания не обращал в принципе, ушел в себя, в музыку свою. Что он там сейчас слушает? Дай бог, «Нирвану», а не шансон какой-нибудь.
По противоположной полосе проехала машина, еще одна. Артем постепенно приходил в себя, просыпался, даже почувствовал холод. Ну да, утро же, солнышко вроде бы и встало, а вроде и нет еще — оттого свет блеклый, как через салфетку, а воздух по-осеннему чист и пахнет озоном, потому что ночью был дождь. Точно-точно, был. Гром гремел, и Артем слышал его сквозь сон, вроде даже и вспышки молний отсвечивали на потолке спальни. И трасса темная от дождя, сырая еще, не просохшая.
Из-за поворота показалась маршрутка.
Обычная маршрутка, белая «Газель», с широкой темной полосой грязевых брызг по корпусу над колесами и надписью поверх лобового стекла, начинавшейся с TRANS. Постояла у перекрестка, культурно ожидая, когда огонек светофора сменится на зеленый, а потом неспешно подкатила к остановке.
Номер маршрута прочесть было трудно, да и незачем.
Отсюда, с окраины, трасса ведет прямо в центр, так что мимо офиса не проскочишь. Он поднялся, бабка с юнцом тоже подскочили к машине. На двери было написано: «Открывается автоматически», однако старуха все равно захлопала руками о борт в поисках ручки, что-то забубнила ворчливо под нос. Артем уже знал, свидетелем какой сцены станет в самом салоне: возмущение, вопли «у меня проездной», «я инвалид второй группы, всю войну прошагала». У пацана наушники, ему легче…
Артем хотел сесть на одно из двух мест впереди, рядом с водителем, но вовремя заметил, что там уже занято. Кто-то сидел, отвернувшись от окна так, что виднелась лишь копна темных спутанных волос. Ладно, хрен с вами, подумал он. Поеду с бабкой, послушаю с утра пораньше концерт по заявкам.
Наконец дверь открылась, издав какой-то странный хлюпающий звук — будто кто носом громко сопли втянул. Толстуха в плаще, кряхтя и охая, протиснулась внутрь, затем туда же нырнул школьник. Последним, сплюнув утреннюю мокроту на асфальт, запрыгнул Артем. Дверца закрылась за ним, как крышка гроба.
В «гробу» было тепло. Несмотря на ранний час, салон машины был почти полон. Окинув сонным взглядом нутро маршрутки в поисках свободных мест, он увидел лишь два. Бабка заняла сиденье впереди, оставив жалкий клочок у окошка, куда еще надо было протиснуться между нею и небритым мужиком. Одно из двух сидений рядом с дверью занял юный меломан, на оставшемся месте устроился Артем. В задней части тихо сидела девица не особо приятной наружности, а совсем в глубине угадывались хмурые лица нескольких мужчин, один из которых явный кавказец. Рассматривать спутников не очень-то хотелось, однако факт оставался фактом — в машине было гораздо теплей, чем на улице. Артем решил, что это пассажиры надышали.
— Зря вы сюда сели, — хихикнул вдруг небритый.
— Почему это зря? — всполошилась бабка. — Не туда едем, что ли? Не по Свердловой?
— Туда-туда, — сказал Артем лениво. Меньше всего ему хотелось слушать маразматический бред очередной заслуженной труженицы комсомольских времен. — У них, мать, маршрут один.
— Да, маршрут один, все доедут, — донеслось глухо с водительского сиденья. Артем глянул мельком на зеркальце заднего вида, которое должно было, как обычно, висеть впереди, над рулем. Обычно в это зеркало пассажиры могут видеть своего водителя… но там не было никакого зеркала.
— Зря, — еще раз крякнул небритый и уронил голову. Правой рукой он держался за поручень. Под желтыми ногтями собрались полоски то ли грязи, то ли ржавчины какой-то бурого цвета.
— Да как же так? — опять засуетилась старуха. Полы идиотского плаща громко шуршали по черной обивке, когда толстый зад нервно ворочался на месте. — Мне на Свердлова надо, на оптовку…
— Спокойно, — сказал Артем, стараясь не думать про зеркальце заднего вида, точнее, про его отсутствие. — Не стоит слушать этого… Он же пьяный в задницу, разит за километр.
От небритого и правда сильно и неприятно пахло, причем не столько алкоголем, сколько… да, с отвращением осознал Артем, от мужика несло мочой. Тем не менее ему стало спокойнее, потому что теперь он и сам понял: ну конечно, дядька просто упился до чертиков, до абсолютной потери вменяемости, вот и несет бред. А то, что зеркала впереди нет, так это же просто объясняется — поломалось, треснуло, вот водитель и убрал.
На плечо капнуло. Артем машинально вытер рукой влагу с куртки. Еще одна крупная темная капля плюхнулась рядом с ним на пол.
Это все ночной дождь, на крыше наверняка небольшая лужица собралась рядом с люком. Вот и протекает. Сотни раз он уже терпел такие неудобства.
«Газель» чуть замедлила ход, стала вроде бы разворачиваться.
— Э, куда? Куда? — Сзади поднялся кавказец в спортивном костюме. — Стой!
— Все нормально, — донеслось спереди.
— Что нормально? Куда едем, а?
— Так короче!
В голосе водителя звучал какой-то странный, необычный акцент. Не такой, как у выходца с гор. Звук «р» был раскатистым, как будто угрожающе рычал пес.
— Куда короче? Мне на следующей выходить… — Горец тупо озирался по сторонам.
Маршрутка остановилась.
— Выходи.
— Не надо, — услышал Артем вдруг испуганный шепот. Девица, сидевшая сзади, смотрела широко распахнутыми, полными ужаса глазами. — Скажите ему, чтобы он этого не делал, я не вынесу больше…
Что за черт, подумал Артем, полная машина идиотов. Вот это поездочка.
Кавказец между тем устремился к дверям. Не дожидаясь, пока те откроются, с яростью пнул их ногой, обутой в фирменную кроссовку.
Нога провалилась внутрь.
Артем почувствовал, как глаза полезли из орбит. Школьник справа испуганно взвизгнул и резко вжался в спинку сиденья, так что затычки-наушники выпали из ушей, и стало слышно тихое дребезжание какой-то попсовой песенки. Раздался женский плач. А еще — еле слышное истеричное хихиканье небритого.
— Что за?.. — Человек, который должен был выйти через остановку, тупо уставился на затянутую в дверь конечность.
Обивка будто стала вдруг жидкой, нога провалилась почти по колено. То, что казалось прежде обычным куском железа, прикрытым для порядка листом фанеры, теперь вязко шевелилось и подрагивало, как желе.
Так было секунду. Потом эта полужидкая масса резко свернулась воронкой. Брызнула кровь, человек завопил.
Красные капли, ошметки кожи и мяса попали на лицо старухе, та подпрыгнула от испуга. И конечно, первое, что она сделала после этого, — оттолкнула вопящего от себя (вслед за ногой в кроваво-черное месиво нырнула и рука несчастного). А потом развернулась и заорала сама.
— Водитель, водитель!
— Не стоит этого делать, — попытался остановить ее Артем, но было поздно.
Старуха потянулась рукой к тому, кого звала. Ладонь коснулась обшивки сиденья — и резко отдернулась. Двух пальцев как не бывало. Женщина громко охнула и обмякла на своем месте, закатив глаза.
Машина набирала ход.
— Дядя, что происходит? — Мальчик с наушниками неожиданно оказался совсем рядом с Артемом, прижался сбоку, как будто искал защиты.
— Если б я знал!
— Никто не знает, — просипел небритый из своего угла.
Под ногами у него на грязном, залитом кровью полу корчился и стонал лишившийся ноги и руки кавказец. Умирающий что-то стонал на родном языке, смуглое прежде лицо превратилось в белую как снег маску. Затем изо рта вырвался поток темной крови, моментально впитавшейся в пол «Газели». Рывок! Обмякшее искалеченное тело по пояс затянуло в жижу. Артем невольно поджал ноги к груди — вдруг зацепит?
Еще рывок. Еще.
— Все нормально, едем дальше, — голос с водительского сиденья.
И они поехали.
Молча.
— Ты как здесь оказался? — спросил у небритого мужика Артем минут пятнадцать спустя, все еще пытаясь прийти в себя. Потом оглянулся: — И вообще, все вы?..
— Как обычно, — пожал плечами человек, сидящий сзади, соседом которого в салоне был бесследно затянутый неизвестно куда и как кавказец. Точнее, попытался пожать, но вышло это у него плохо. Присмотревшись, Артем увидел то, чего в сумраке кабины поначалу не смог заметить, — тело мужчины буквально сливалось в одно целое с разбухшим сиденьем. Спинка липкой мазутоподобной массой обхватывала человека от шеи и ниже, не давая пошевельнуться. Будто смирительная рубашка.
— Собрался по делам, машина в ремонте, вот решил в кои-то веки лоховозом воспользоваться, — продолжал спеленутый. — Дурак. Дома бы лучше сидел…
— Всем надо было. Дома сидеть, — подтвердил небритый.
— Дядь, у вас кровь.
Артем коснулся щеки: и правда — на ладони осталось размазанное красное пятно. Несколько секунд он тупо разглядывал его. Потом сверху шлепнулась новая капля, и в ладони стала собираться лужица. Они с мальчишкой задрали головы.
— Ну да, — хихикнул небритый, — подтекает…
— Боже, абсурд какой-то, такого не бывает… — запричитала девушка сзади. — Это мне, наверное, снится, это мне точно снится, такого не бывает, это сон, это просто кошмарный сон…
— А ты ущипни себя за титьку или сунь пальчик в окошко лучше!
— Заткнись, — процедил Артем сквозь зубы. — А то я твою башку туда суну.
Небритый безразлично моргнул мутным глазом и вновь отключился.
— Не трогайте его, — глухо сказал спеленутый. — Он здесь дольше всех нас катается. Знает, что ему недолго осталось.
— Я сейчас маме позвоню, — заявил вдруг мальчишка, отодвигаясь от Артема. — Или в милицию.
В руках у него появился мобильник, дрожащими пальцами юнец начал лихорадочно тыкать кнопки.
— Без толку, связи нет, — равнодушно заметил спеленутый.
— Я за билет заплачу, — это пришла в себя бабка. — Я не зайцем, я нормально…
Она полезла в карман плаща кровоточащей рукой и действительно выудила оттуда тощий кошелек.
— И сдачи не надо… — тряслись посеревшие губы.
— Не на-адо! — завизжала девчонка.
Артем отстраненно подумал: как велика может быть глупость человеческая. Прежде чем кто-нибудь успел ее остановить, старуха полезла со своим кошелем к водителю, резво перегнулась через сиденье… В следующий миг безголовое тело рухнуло обратно.
Потом затрещал плащ, грузная туша прямо на глазах стала разваливаться на части. С омерзительным чмокающим звуком куски старухи медленно исчезали в обивке. Сиденье выгнулось вперед дугой, протянулось щупальцами, стараясь захватить порцию побольше. Артем отвернулся, девушка продолжала кричать, мальчишку вырвало прямо на пол. Последней в жидкой черноте растворилась кисть руки с тремя все еще слегка подрагивающими пальцами.
Во вновь воцарившейся тишине раздалось тихое хихиканье небритого.
— Что радуешься, скотина? — Артем сжал кулаки.
— Пообедала машинка…
— Ах ты!..
— Он прав, — донеслось сзади. — Теперь у нас есть пара часов, прежде чем тварь проголодается снова.
— Как это?
— Просто. Он, пока еще в своем уме был, объяснил… Не маршрутка это вовсе. И не водитель там впереди сидит.
— Так точно! — Водитель, не оборачиваясь, козырнул правой рукой. Вернее, не совсем рукой. Теперь Артем это заметил — у существа за рулем не было ногтей на пальцах. Совсем. Просто куски белой плоти.
— Какое-то животное. Может, не с нашей планеты. Может, не из нашей Вселенной даже. Передвигается, принимает удобную форму, чтоб заманить добычу. Знаете, рыбы такие есть? У них специальный ус, на конце которого светящийся в глубоководной темноте шар. Мелкая рыбешка плывет к шарику… а оказывается прямо в пасти у ловца.
— Левиафан… — заплакал мальчик. — Мы попали в Левиафана!
— Так ты знал? — не обращая на сопляка внимания, обратился Артем к спеленутому. — И этот убогий знал? Все вы знали?! Знали — и не предупредили?!
— А ты хочешь умереть поскорее? — вскинула голову девушка. Только сейчас Артем заметил, что у нее не хватает волос с одной стороны. Отсутствовало и ухо.
— Каждый новенький на маршруте — шанс для остальных прожить еще час-другой, — объяснил мужчина. — Присмотрись! Здесь есть чем питаться, здесь можно спать. Единственное — если начнешь умирать, оно сожрет тебя. Потому что любит свежее мясо, а не тухлятину.
«Здесь есть чем питаться…»
Артем почувствовал резкий приступ тошноты, кислый комок подкатил к горлу, тело скорчило на секунду в непроизвольной конвульсии. Но он сдержался. Перед глазами вдруг возникла ясная, как в кино, картинка: офис, белые жалюзи, мерцающий монитор и горячий кофе на столе… Тошнота отступила.
— Левиафан, — повторил мальчишка. — Как в Библии, да? Я всегда думал — куда он потом делся и были ли у него дети?
Шум несуществующего мотора напоминал утробное урчание.
— Вы можете жить, вы можете спать, вы можете говорить, вы можете даже размножаться, — не оборачиваясь, деловито сообщил водитель. — Все верно. Дойную корову просто так не убивают.
— Ты-то кто такой, твою мать?..
— Оно не человек. Мы не знаем, как устроена эта тварь, но какая-то ее часть, несомненно, изображает из себя этого типа, чтобы контролировать нас — тех, кто внутри. Или просто чтобы смеяться над нами.
— А ты?.. Почему ты… такой? — Артем не знал, как описать словами состояние спеленутого.
— Пару остановок назад, когда двери открылись, хотел выйти, — объяснил тот.
— Почему оно тебя не сожрало?
— Сытая была, тварь.
— Перед этим машина съела моего парня. Это было давно, — сказала безухая.
— Да, вы же не первые пассажиры. И мы не первые. Но, думаю, дело не в этом. Я служу назиданием остальным, чтобы не дергались. — Мужчина усмехнулся. Лицо у него было такое бледное, что почти светилось в сумраке салона. — А еще… оно меня потихоньку… сосет, кажется.
Черная масса, покрывающая его тело, влажно чмокнула, перекатилась легкой рябью.
— Мы им запиваем, — хихикнул «рулевой».
Артем схватился за голову. Картинка офиса вновь всплыла в сознании. В конторе нельзя орать. В конторе нельзя истерики устраивать…
— Думаю… Ну, пока я еще могу думать… Так вот, думаю, если оно кого-то берет, даже совсем чуть-чуть, как меня, то оно и жрет.
— Бред! Это какое-то сумасшествие, такого просто не может быть!
— Почему бы тебе не ткнуть в меня пальцем, чтобы убедиться, что я реален? — Водитель оглянулся, впервые за все это время, и Артем увидел, как от этого движения голова существа на мгновение тоже покрылась мелкой рябью, а под кожей проступили черные пятна.
— Господи…
— Скорее, наоборот, — тварь отвернулась.
Какое-то время они ехали в полной тишине. Потом мальчишка тронул Артема за плечо:
— Я к маме хочу…
— Не мешай, я думаю.
— О чем? — спросила девушка с одним ухом.
— Кто-нибудь из вас пробовал с ним договориться?
— Ага, — кивнул спеленутый. — Наш кавказский друг, пока не сошел с ума, обещал, если его отпустят, привести десять человек. Без толку.
— Еды нам пока хватает, — донесся смешок.
— А что, если… — Артем оглянулся по сторонам, привстал. — Если поджечь паскуду? Есть у кого-нибудь зажигалка?
— Но-но! В салоне курить запрещено.
— Оно сделает с тобой то же, что и со мной, — объяснил спеленутый. — Это идеальный организм, понимаешь? Высший разум. Полностью контролирует и внутренние, и внешние органы, способен принимать любые формы и заниматься одновременно тысячью разных дел — следить за нами, куда-то двигаться, разговаривать и планировать ужин, завтрак и обед…
— Вот за что я его люблю. Он меня уважает.
— Сука прожорливая.
— И как… как часто… эта гнида… питается?
— Чаще, чем мы, — хмыкнул спеленутый.
— Оно — обжора, — подтвердил небритый.
Артем поежился.
— Боже, я через четыре часа должен уже был обедать лапшой китайской у себя на работе… Ненавижу этот вкус.
— ЗАЧЕМ ты говоришь об этом?!
— Пусть говорит, дорогая, — обратился к соседке спеленутый. — Это то, что держит его мозги на плаву…
Артем прикрыл глаза. Офис. Контора. В конторе нельзя паниковать. Надо сосредоточиться. Надо думать. И думать быстро, пока тварь не проголодалась. А если она проголодается, то кто может поручиться, что не он станет ее следующей трапезой… А может, и пускай?.. Офис.
Офис. Стол. Монитор. Упаковка лапши. Залить кипятком. Накрыть крышкой. Подождать…
Будешь сам лапшой скоро, пока ждешь… Проклятие!
— А куда мы едем? — голос мальчишки, доносящийся словно издалека.
— Никуда… — глухой ответ. Неизвестно чей.
Офис. Лапша. Если кипятка налить слишком много, то лапша сильно разбухнет и начнет вываливаться из упаковки на стол…Что-то мелькнуло в сознании Артема. Что-то, похожее на озарение.
Нет, не то…
— Я к маме хочу…
Да пошел бы ты, пацан, вместе со своей мамой. Чего бы ей не проводить тебя в школу этим утром? Почему бы вам вдвоем не торчать на остановке, чтобы мне места в маршрутке не хватило? Чтобы я просто подождал следующую машину…
Офис. Скачанные в Интернете игрушки про снежного человека, убивающего пингвинов. Кто я сейчас? Такой же пингвин… Нет, не то, не туда мысли поползли опять. Ох уж эти мысли, как черви в банке, все норовят вылезти и плюхнуться на землю. Да я сам такой же червяк…
Офис. Что там еще? На столе?.. Пластиковый стаканчик вместо карандашницы. В него что попало запихиваем — степлер, две-три ручки, упаковка жвачки, скомканный бумажный шарик. Еще как-то попробовал, сам не знаю зачем, дырокол впихнуть…
— Левиафан, пусти меня к маме…
— Да иди уже, никто тебя не держит, — сиплый голос небритого.
— Не стоит. Мы пока сыты.
Пока сыты они, ешкин кот!.. Чтоб ты лопнула, тварь!
Лопнула?..
Офис. Пластиковый стаканчик. Лапша. Банка. Черви. Дырокол.
Артем открыл глаза.
— Если мы все равно умрем, то стоило бы умереть так, чтобы и этот монстр подох, вам не кажется?
— Не глупи, парень. Просто посмотри на меня, — спеленутый даже улыбнуться нашел в себе силы.
— Да, просто посмотри на него, — хихиканье спереди. Это кажется или в тоне чудища появилось что-то новое? Интерес?..
— Выхода нет.
— Он всегда есть. Только найти надо. Как в компьютерной игре, правда, малой?
Мальчик отупело посмотрел на Артема. После паузы почему-то шепотом ответил:
— В играх с большими монстрами от них бегают, потому что они большие. В какой-то игре было, что монстр почти жрет тебя. Но там надо что-то другое ему скормить, что-то отравленное или бомбу какую-нибудь…
— Точно. У тебя бомбы ненароком не завалялось в портфеле?
— Что вы смеетесь, страшно же…
— Конечно, страшно, малыш. Конечно, страшно. Только действовать надо быстро. Пока оно сыто. Понимаешь?
— Господи, ну зачем все это, ну этого же не может быть?
— Да заткнись ты, дура.
Артем решился. Легко вытащил из памяти до боли знакомую картинку офиса, уменьшил ее в своем воображении и повесил в рамочку аккурат так, чтобы она перекрыла лицо сидящего рядом школьника. Теперь Андрей стал почти всесилен. Теперь он был способен на все, с этой фотографией перед глазами.
Он схватил ноющий что-то про мамочку офис за тонкую руку, рванул сначала на себя, а потом резко вперед. Кто-то крикнул там, в офисе, но писклявый голосок был слаб и доносился из самой глубины, из-за двери в углу, рядом со шкафом. В шкафу на полочках папки с документами, формами, образцами… Потоки красного пролились из-под рамы, хлюпанье и хруст, женский вскрик сзади, какое-то копошение…
Не до этого сейчас. Это всего лишь шум из-за двери.
Офис. Контора. В конторе не обращают внимания на шум в коридоре.
Надо действовать быстро. Не отрываясь от таблиц и графиков.
Вместо небритого психа ничего и представлять себе не надо, он и так мерзок и противен. Артем вскочил (быстрей, быстрей, пока самого не засосало) и что есть мочи пнул ногой соседа слева — один, второй, третий раз, буквально вбивая, втаптывая его в стену машины, в мутно-желтое стекло, уже совсем не обращая внимания на все постороннее, на все то, что мешает действовать на пределе сил, четко и, главное, быстро.
Пол под ногами дрожит, все в салоне ходит ходуном…
— ЧТО ТЫ ТВОРИШЬ, ТВОЮ МАТЬ?!
Дикий нечеловеческий вопль в два голоса. Безухая девица падает, ползет к Артему — жалкая, мерзкая тварь. Сзади нее поднимается нечто, ранее казавшееся человеком, а теперь на глазах обрастающее иглами и щупальцами. В голове у Артема проносится за долю секунды тысяча мыслей: так ты такой же, как и тот, что впереди, так ты тоже часть всего это дерьма, так ты попросту развлекаешься и следишь за мясом, а сам НЕ МОЖЕШЬ просто так схватить меня…
Офис. Фото, картинка в рамке. Пустое освещенное помещение. Стул. Стол. Монитор. Стаканчик, который рвется, потому что в него напихали слишком много всяких ненужных вещей и вещиц.
— Жри, падаль. Давись.
Артем схватил девушку с фотографией офиса в рамке вместо лица и что есть мочи швырнул в объятия ощетинившегося щупальцами чудища. Снова крики. Снова ошметки плоти и кровь во все стороны. Теперь самое главное осталось. Скорее! Нельзя ждать ни секунды.
Я — офис. Я — стул. Я — стол. Я — монитор. Я — пакет с китайскими макаронами. Я — шкаф с документами в углу. Я — степлер, разрывающий тонкий пластик.
Артем прыгнул во тьму.
*
Удары со всех сторон, его рвет, душит, царапает, ломает, но ему не больно. Дыхания нет — его к чертовой матери выкинуло из груди. Белое сияние вокруг. Гул в голове. Глухой шум. Голоса чьи-то, крики.
Мокро.
Артем открыл глаза и увидел прямо перед собой камень и лужу с грязной бурой водой. Он лежал в ней и смотрел в нее. Отражения не было видно, поверхность рябила, капал дождь и еще что-то — кровь и слизь, это прямо с него капало. Вернулось дыхание, и он втянул в себя холодный воздух вместе с влагой из лужи. С трудом повернулся с живота на бок, от усилия в глазах вновь потемнело, а кисть (правую, левую? — непонятно) пронзила боль. Похоже на перелом.
Артем увидел омытую ливнем мостовую и тротуар метрах в десяти от себя. Там стояли люди с зонтиками, показывали на него пальцами и что-то взволнованно кричали друг другу. До него долетали обрывки фраз, что-то про машину, про аварию, про…
Я жив? Я жив?!
Я ЖИВ!
Артем медленно встал на четвереньки. Рядом в той же луже увидел обрывок джинсового рюкзака, заляпанный коричневым. Но это уже неважно!
Я жив. Артем собрался с силами, чтобы подняться на ноги. Шум в голове мешал.
Я жив. Тварь слишком много сожрала за один раз. И я жив!
ЕЕ СТОШНИЛО МНОЙ!
Шум становился громче. Он походил на рычание зверя. Люди на тротуаре продолжали кричать. Плевать, плевать на вас, чертовы идиоты, на всех плевать!
Я ЖИВ!
Хотелось хохотать и плакать одновременно. Он не чувствовал боли в переломанных, сочащихся кровью пальцах. Потекли слезы. И смех — дикий, истеричный смех ЖИВОГО человека — разорвал грудь, когда он встал, шатаясь, во весь рост прямо посреди грязной дороги и поднял голову, чтобы взглянуть в пасмурное небо, и вобрать в себя этот сырой дурманящий воздух, и крикнуть всему миру о том, что он жив, он выкарабкался, он стерпел все.
Что ему сейчас эти люди, с их нелепыми криками, нелепыми жестами? Какое ему сейчас дело до их воплей? Эйфория — только теперь он понимал, что это такое.
Впервые в жизни. Впервые он чувствовал себя таким живым.
Увидел несущуюся на него «Газель», за рулем которой нечто бесформенное и страшное шевелило черными прядями горгоны Медузы.
Бешеный рев оглушил его, а потом прогремел гром и сверкнула молния — как ночью.
И прохожие недоуменно заозирались, потому что на дороге уже не было никого и ничего. Только в луже мок обрывок детского рюкзака.
Сыровато, но ничего так. Попробуй почитать сборник укро-авторов пентакль.
И все что ли? Обосрался и пошел? Охуительная история.
Чому сыровато? Я ни разу просто не встречал историю, где бы маршрутка выступала в роли НЁХ.
Мальчик в шапочке мори, навскидку хотя и говно.
http://www.netslova.ru/sharapov/mori.html
Очень сыровато по стилю. Подредактируй описания, подумай, нужны ли тебе библейские обертоны. Пиши компактнее. Проговаривай прямую речь вслух. Ну ты поня.
Но лучше того, что обычно пишет анон, даже до конца дочитал.
Я бы и рад, но не я автор. А так, спасибо за совет.
Бу. Я-то думал это обещанная паста Но пентакль все равно попробуй почитать.
Сижу я как-то поздней ночью, капчую. Слышу, как кошка скребется в дверь ванной. Хули, думаю, опять ее закрыл, глупое животное. Иду открывать, и положив руку на ручку двери, понимаю, что у меня нет кошки.
Осне страшно.
>кошка
Кiшка.
Короче выяснилось, что это мой друг после пьянки проснулся. Спал у меня около суток, обоссал ванну, говорит, что видел таракана размером с ладонь.
Проблема в том, что у нас по дому давно слухи про этого таракана ходят, мол, ночью приползает к тебе и отъедает кусок уха. Незаметно.
Живу с участковым в одном подъезде, его квартира над моей, нормально общаемся, нормальный мужик. Правда, дома не дунуть, учует же.
Я зашёл вечером в спальню сына, чтобы проведать его перед сном. Он не спал. Трясясь и глядя на меня округлившимися глазами, он прошептал:
— Пап, посмотри под кровать, мне кажется, там чудовище...
Я наклонился и заглянул под кровать. Там, дрожа всем телом, прятался мой сын. Увидев меня, он сделал большие глаза и прошептал:
— Пап, посмотри на кровать, мне кажется, там чудовище...
— Пап, посмотри под кровать, мне кажется, там чудовище...
Я наклонился и заглянул под кровать. Там, дрожа всем телом, прятался мой сын. Увидев меня, он сделал большие глаза и прошептал:
— Пап, посмотри на кровать, мне кажется, там чудовище...
а где крипота то?
Через месяц где-то после этого случая, жильцы решили этого таракана травить. Ну, вернее просто тараканов, хотя все знали ради чего это затевалось.
Не знаю точно, почему именно в тот момент, но соседка-сплетница рассказывала, что у одной семьи из соседнего подъезда ребенок вообще без ушей остался. Темная история в общем.
Те ребята, которые приехали травить тараканов, нас естесно из подъезда поперли. Пришлось жить в гостинице неделю, меня подселили в номер к какой-то поехавшей старухе. Она целыми днями только и делала, что сидела в своем кресле и пялилась в угол. Не уверен что хоть раз видел ее лицо. Я вообще думал бы, что она мертвая, если бы она иногда мягко не просила меня заварить ей чаю. Ну, я не отказывал, места она много не занимала, проблем тоже не доставляла.
Персонал с ней почему-то не говорил, а начай на ее столике странно косился, хотя мне ничего не говорили. А так приличное место.
Предлагаю в этой ситуации вытащить о1 из-под кровати за шкирку, затем, если о2 еще имеет вид сына поставить около стенки, обозначить номера и проводить дознание.
Сходи посмотри на эти дверь, чё, порадуй анонов что ли.
Это был обычный заброшенный завод, промышленный исполин, выброшенный на берег после развала Союза. Не было в нём ничего зловещего, кроме, пожалуй, того факта, что огромное процветающее предприятие в одночасье закончило своё существование. Кажется, раньше там производили какие-то электронные платы для высокоточных приборов, но в подробности никто из нас не хотел вникать. Мы хотели только острых ощущений. Хотя, если уж быть совсем честной, для этого можно было найти десяток на порядок более мрачных и зловещих мест, а не этот завод. Не было за ним ни дурной славы, ни жутковатых историй. На его территории какое-то время даже существовали мелкие разрозненные частные фирмочки: метизники, пилорама, реставрация подушек. Потом постепенно закрылись и они, да и то безо всякой там мистики. А за то время, пока за забором завода ещё точечно теплилась жизнь, его окончательно распотрошили и вынесли оттуда всё, что не было намертво привинчено к полу и имело хоть какую-то ценность, а что нельзя было украсть, продать и приспособить под бытовые нужды, то разгромили. И вот этот унылый оплот разрухи и запустения мы решили исследовать.
Мы — это я и ещё шестеро моих камрадов, которым вообще было без разницы, где лазить, потому что большую часть времени они занимались именно тем, что лазили по всяким сомнительным местам либо бухие вусмерть, либо обкуренные до чертей, либо готовясь к тому, чтобы напиться и накуриться. Такое продуктивное времяпровождение называлось «жить, как настоящий панк» и оправдывалось громкими заявлениями о том, что «всё равно до тридцатника не доживём». Но с ними было весело, что уж… Ну вот мы и полезли на завод.
Он даже не охранялся, просто когда оттуда ушли люди, вход в административное здание заколотили, а все ворота намертво заварили. Во времена своего существования это предприятие было закрытого типа, так что высоту сплошного бетонного забора мог бы преодолеть только олимпийский чемпион по прыжкам с шестом, да и ему стоило бы одеться в какой-нибудь защитный костюм, чтобы колючая проволока, идущая поверху ограждения, не освежевала его в случае неудачного прыжка. Но мы и не собирались лезть через забор: под одними из ворот бродячие собаки подрыли широкий лаз, куда вполне мог бы просочиться худосочный человек. И мы просочились.
Знаете, там ведь действительно не было ничего такого: пустые гулкие цеха с остатками ржавого оборудования, подсобки, заваленные промышленным мусором и обломками рассохшейся мебели, в кабинетах валялись осколки чашек, картонные папки, перфокарты, клочья рассыхающегося поролона, осколки выбитых стёкол. Везде грязь, пыль, облупленные стены, жёлтые потёки на потолках. Печальная картина, не больше. Да и день тогда был солнечный, что тоже не способствовало мистической атмосфере.
В одном из помещений (судя по сохранившейся на стене надписи «Приятного аппетита!», это была столовая) я увидела следы — отпечатки чьих-то грязных ладоней на стенах. И на потолке. Они начинались у самого пола, так, словно человек шёл по коридору на руках, а потом… поднялся по стене вверх, прошёлся по потолку, снова по стене. А потом вышел в окно.
Конечно, я показала это парням. Конечно, они посмеялись. Ведь это было похоже на шутку, даже с претензией на оригинальность, потому что кто же ходит на руках? «Новый супергерой Пианист-Паук спешит спасать мир», — так они сказали. Почему пианист? Ладони, оставившие эти отпечатки, были узкие с длинными пальцами, изящные такие, как у музыканта.
Да, наверное, это могла бы быть шутка. Но я выглянула за окно, и в тот момент мне меньше всего хотелось смеяться, потому что следы уходили вверх по внешней стене. Я показала бы это ребятам, но они уже вышли из столовой, так что мне ничего не осталось, кроме как догонять их. На слово мне не поверили, а возвращаться не стали.
Знаете, в чём была наша ошибка? Не в том, что мы пошли на тот завод. А в том, что собрались там переночевать. Это казалось отличной идеей: тёплая летняя ночь, крыша над головой, нет опасности, что какой-нибудь случайный бомж или наркоман решит перерезать нам горло во сне — не было там ни бомжей, ни нарков, они просто не знали, как пробраться на территорию завода. Мы и сами-то совершенно случайно наткнулись на скрытый в кустах собачий лаз.
Когда стемнело, мы расположились в пустой и более-менее свободной от мусора и хлама комнате: кариматы, спальные мешки, небольшой костёр, сложенный из кусков мебели. И, конечно, выпивка. Много выпивки. Хотя, к чести нашей, ума хватило взять и закуску: варёные яйца, хлеб, помидоры, огурцы. И соль. Полуторакилограммовая пачка соли, которую просто купили вместе с остальными продуктами по пути на завод.
Вообще-то, это было даже весело. Когда тебе 17 лет, ты переехала учиться в другой город и родители не поджидают тебя дома с криками: «Где ты шлялась всю ночь?! Ты что, пьяная?!!», то можно спокойно сидеть всю ночь у костра с развесёлыми друзьями, пить дешёвый портвейн и веселиться. Почему нет? Жизнь прекрасна!
Вот только мне не было весело. Я думала о следах на стене, и чем больше я о них думала, тем меньше мне нравилась вся эта затея с ночёвкой. И ещё я с ужасом видела, что камрады мои медленно, но уверенно движутся из пункта Разудалое Опьянение в пункт Ищ-що Па Од-дной и Спть. Я же была удручающе трезвой, и передо мной маячила перспектива остаться наедине с темнотой, своими страхами и шестью невменяемыми телами, дрыхнущими мертвецким сном.
Мы — это я и ещё шестеро моих камрадов, которым вообще было без разницы, где лазить, потому что большую часть времени они занимались именно тем, что лазили по всяким сомнительным местам либо бухие вусмерть, либо обкуренные до чертей, либо готовясь к тому, чтобы напиться и накуриться. Такое продуктивное времяпровождение называлось «жить, как настоящий панк» и оправдывалось громкими заявлениями о том, что «всё равно до тридцатника не доживём». Но с ними было весело, что уж… Ну вот мы и полезли на завод.
Он даже не охранялся, просто когда оттуда ушли люди, вход в административное здание заколотили, а все ворота намертво заварили. Во времена своего существования это предприятие было закрытого типа, так что высоту сплошного бетонного забора мог бы преодолеть только олимпийский чемпион по прыжкам с шестом, да и ему стоило бы одеться в какой-нибудь защитный костюм, чтобы колючая проволока, идущая поверху ограждения, не освежевала его в случае неудачного прыжка. Но мы и не собирались лезть через забор: под одними из ворот бродячие собаки подрыли широкий лаз, куда вполне мог бы просочиться худосочный человек. И мы просочились.
Знаете, там ведь действительно не было ничего такого: пустые гулкие цеха с остатками ржавого оборудования, подсобки, заваленные промышленным мусором и обломками рассохшейся мебели, в кабинетах валялись осколки чашек, картонные папки, перфокарты, клочья рассыхающегося поролона, осколки выбитых стёкол. Везде грязь, пыль, облупленные стены, жёлтые потёки на потолках. Печальная картина, не больше. Да и день тогда был солнечный, что тоже не способствовало мистической атмосфере.
В одном из помещений (судя по сохранившейся на стене надписи «Приятного аппетита!», это была столовая) я увидела следы — отпечатки чьих-то грязных ладоней на стенах. И на потолке. Они начинались у самого пола, так, словно человек шёл по коридору на руках, а потом… поднялся по стене вверх, прошёлся по потолку, снова по стене. А потом вышел в окно.
Конечно, я показала это парням. Конечно, они посмеялись. Ведь это было похоже на шутку, даже с претензией на оригинальность, потому что кто же ходит на руках? «Новый супергерой Пианист-Паук спешит спасать мир», — так они сказали. Почему пианист? Ладони, оставившие эти отпечатки, были узкие с длинными пальцами, изящные такие, как у музыканта.
Да, наверное, это могла бы быть шутка. Но я выглянула за окно, и в тот момент мне меньше всего хотелось смеяться, потому что следы уходили вверх по внешней стене. Я показала бы это ребятам, но они уже вышли из столовой, так что мне ничего не осталось, кроме как догонять их. На слово мне не поверили, а возвращаться не стали.
Знаете, в чём была наша ошибка? Не в том, что мы пошли на тот завод. А в том, что собрались там переночевать. Это казалось отличной идеей: тёплая летняя ночь, крыша над головой, нет опасности, что какой-нибудь случайный бомж или наркоман решит перерезать нам горло во сне — не было там ни бомжей, ни нарков, они просто не знали, как пробраться на территорию завода. Мы и сами-то совершенно случайно наткнулись на скрытый в кустах собачий лаз.
Когда стемнело, мы расположились в пустой и более-менее свободной от мусора и хлама комнате: кариматы, спальные мешки, небольшой костёр, сложенный из кусков мебели. И, конечно, выпивка. Много выпивки. Хотя, к чести нашей, ума хватило взять и закуску: варёные яйца, хлеб, помидоры, огурцы. И соль. Полуторакилограммовая пачка соли, которую просто купили вместе с остальными продуктами по пути на завод.
Вообще-то, это было даже весело. Когда тебе 17 лет, ты переехала учиться в другой город и родители не поджидают тебя дома с криками: «Где ты шлялась всю ночь?! Ты что, пьяная?!!», то можно спокойно сидеть всю ночь у костра с развесёлыми друзьями, пить дешёвый портвейн и веселиться. Почему нет? Жизнь прекрасна!
Вот только мне не было весело. Я думала о следах на стене, и чем больше я о них думала, тем меньше мне нравилась вся эта затея с ночёвкой. И ещё я с ужасом видела, что камрады мои медленно, но уверенно движутся из пункта Разудалое Опьянение в пункт Ищ-що Па Од-дной и Спть. Я же была удручающе трезвой, и передо мной маячила перспектива остаться наедине с темнотой, своими страхами и шестью невменяемыми телами, дрыхнущими мертвецким сном.
Вот мне интересно, почему люди ничего КАРДИНАЛЬНОГО не предпринимают в таких случаях?
Конечно, подобные "видения" вполне могут быть лишь плодом больного воображения, но тем не менее. Почему не обратиться за помощью к родственникам? Снять другую квартиру? Уйти в монастырь? Лечь в дурку?
Если я хоть раз в жизни увижу ЧТО-ТО реальнее моих "кислотных" галлюцинаций, действовать я буду незамедлительно и очень решительно.
А история очень даже крипотная.
Всем добра
Конечно, подобные "видения" вполне могут быть лишь плодом больного воображения, но тем не менее. Почему не обратиться за помощью к родственникам? Снять другую квартиру? Уйти в монастырь? Лечь в дурку?
Если я хоть раз в жизни увижу ЧТО-ТО реальнее моих "кислотных" галлюцинаций, действовать я буду незамедлительно и очень решительно.
А история очень даже крипотная.
Всем добра
Постепенно затухал костёр, заканчивался портвейн, парни расползались по спальным мешкам, мне становилось всё больше не по себе. И о том, чтобы заснуть самой, не было речи. Страх — не лучшее снотворное.
И тогда я почему-то вспомнила о соли: вроде бы она защищает от зла. Я точно читала что-то такое и даже смутно припомнила ужастик, где главная героиня насыпала соль на пороге квартиры, чтобы к ней не смогла войти какая-то инфернальная тварь, маскирующаяся под человека. Никакой уверенности в том, что это от чего-то там меня защитит, не было, как и в том, что есть от чего защищать. Я чувствовала себя истеричной паникёршей, которая сама себя накрутила, напридумывала чёрт знает что, ведь на самом деле нет никаких монстров, и тварей, которые прячутся в тёмных углах, тоже не существует.
Я говорила себе, что всё это мракобесие, а сама рассыпала вокруг своего спального мешка соль. Тщательно, очень тщательно, чтобы не было пробелов в белом круге. Нужно было сделать этот круг шире, чтобы мои друзья тоже оказались внутри него, но в тот момент я была не семнадцатилетней девушкой, а перепуганной девочкой, которой хотелось только одного — спрятаться, защитить себя.
А потом я стала ждать. В абсолютной темноте, в тишине огромного пустого здания, в одиночестве, потому что все мои товарищи уже спали беспробудным пьяным сном. Рядом со мной лежал фонарик, но я боялась его включить, чтобы не увидеть в его свете… что-то. Может, этого чего-то и не было. Поначалу. Потому что потом оно пришло, это уж точно. Я сидела в кругу из соли и, прикусив зубами кулак, слушала, как оно забирает моих друзей одного за другим. Без лишнего шума, почти деликатно: тихое жужжание расстёгивающейся «молнии» спального мешка, негромкий полухруст-получавканье (может, с таким звуком ломается позвоночник или разрывается горло?), шорох тела, волочащегося по полу из комнаты и вдоль по коридору. Не знаю, куда оно их утаскивало. В столовую? «Приятного аппетита!», ха.
Шесть раз оно уходило и возвращалось. Я могла бы закричать, но не было смысла — пьяные спят слишком крепко, да и разве не лучше умереть во сне?
Когда пришёл мой черёд, я даже пожалела, что сама не упилась до отключки, потому что тогда мне не пришлось бы ждать, что сейчас, вот сейчас ко мне прикоснутся изящные руки с длинными пальцами, отвратительные руки. Но ничего не происходило, хотя я чувствовала, что оно там, за кругом из белых крупинок ищет меня, чует, хочет добраться. И злится, потому что не может.
Я просидела всю ночь, съежившись в комок и зажмурившись: съежившись, чтобы, не дай бог, не высунуть за пределы защитной границы локоть или палец ноги, а зажмурившись, чтобы не увидеть то, что поджидало меня за этой границей. Я решилась открыть глаза, только когда сквозь веки начал просвечивать красным яркий солнечный свет. Хотя оно ушло раньше, на рассвете, убралось в какую-нибудь тёмную дыру, чтобы выспаться или наесться.
Днём всё опять выглядело совсем не страшно, вот только шесть спальных мешков валялись пустыми. И вокруг соляной полосы на грязном полу виднелись отпечатки узких ладоней, ищущих, шарящих.
Я даже не бежала оттуда, просто ушла. Аккуратно сложила свои вещи в рюкзак и ушла. А ещё забрала полупустой картонный пакет.
Мои соседки по комнате сначала удивлялись, когда я начала рассыпать соль вокруг своей кровати, потом привыкли. Они считали меня странной, но мне было всё равно.
Не знаю, что это была за тварь. Не знаю, почему она поселилась на том заводе.
Я знаю только, что соль отгоняет зло. Я знаю, что узкие руки с длинными цепкими пальцами не коснутся меня в темноте.
По крайней мере, когда я сплю.
Чтобы пьяные панки не отпороли панкуху-зассыху в пять смычков? Надо все-таки реалистичнее писать.
Ни разу за всю свою жизнь не был свидетелем крипоты, хотя верю в её существование, 27 лвл.
Ничего паста, хотя уже не страшно. Правда поделом пидору. Надо было собой жертвовать, ибо нехуй.
И написана она немного шизофазически.
Я короче сейчас сижу в офисе, сделал себе чайку. Поставил его немного остыть, а сам пошёл посрать. Возвращаюсь, а чая нет. В кабинете сижу один, когда ходил срать - дверь закрыл на ключ.
Он и пожертвовал в конце.
Меня твои истории просто доебали уже, одна охуительней другой просто.
Куда там. Просто эта тварь его второй раз сожрала, вот и все. А не хероический поступок.
Бля, Лех, извини, что вчера не позвонил, но тут у меня полный пиздец случился! Короче, я вчера от тебя как вышел, пошел к метро. Решил через дворы срезать. Естественно, заблудился сразу же. Пошел обратно. Думал к твоему дому выйти, а оказался вообще в лесу. Машины где-то рядом шумят — то ли Алтушка, то ли МКАД, непонятно, время часа два ночи, на улицах никого, спросить не у кого. Иду и вдруг слышу вопль просто дикий! Явно что-то нехорошее случилось, раз кто-то так орет. Ну, я пошел на крик (сам знаю, что идиот), мало ли, может, убивают кого. А если пьяные дурака валяют, так хоть дорогу спрошу. Сворачиваю за гаражи, а там просто пиздец! Короче, лежит на снегу то ли узбек, то ли таджик в этой спецовке оранжевой, над ним какой-то пизденыш мелкий склонился, а вокруг ВСЕ в крови! Как будто банку с краской взорвали. Этот таджик орет благим матом, а тот у него в животе копается, причем у него в каждой руке вилы, как у Фредди Крюгера. Бля, Лех, знаю, что не поверишь, но все равно расскажу до конца. Я, короче, прихуел от такого, стою, смотрю на них, а тут этот мелкий меня заметил. Голову из живота таджика вынул, руки в стороны расставил и как зашипит! Бля, мне бы драпать оттуда, а меня как парализовало. Он секунд пять пошипел, а потом как прыгнет метров на семь в сторону! Там овраг как раз и лес начинается. Я его не рассмотрел толком, но, похоже, он совсем голый был, на руках только перчатки эти с лезвиями, а может быть, это не перчатки были, я хуй знает.
Короче, я к этому таджику подбегаю, а он живой еще. Кровищи вокруг! Я давай в скорую-милицию звонить, так и так, говорю, приезжайте. Хорошо, что рядом бойлерная стояла, на ней адрес был, а то я даже не знал, где я. Вызвал, стою, думаю, что делать. Решил всех дождаться (снова идиот!), не бросать же человека. Он лежит, хрипит, на меня смотрит. Я ему объясняю, что, мол, скорую вызвал, хотя понятно, что не поможет она нифига, потому что его кишки валяются вокруг как серпантин на красном снегу. Но жалко его всё равно. Я рядом присел, к нему наклонился, а он хрипит только: «Шайтан-шайтан!».
Пока скорая приехала, он помер уже. Дождался я и милицию (трижды идиот!), все набежали, стали этого таджика осматривать, какие-то протоколы составлять, у меня объяснения взяли. Я только представиться успел да рассказать, чего видел, меня сразу в тачку ментовскую упаковали, мобильник отобрали, в наручники, все дела. Что там дальше они делали, я не видел. Полчаса я в этой машине просидел, потом меня куда-то повезли в следственный комитет, сказали, на допрос к следователю. Я спрашиваю, вы там хоть что-то нашли? У меня с собой ни ножа, ничего нет, чем я мог так этого джамшута распотрошить? Голыми руками, что ли? Ничего не знаем, отвечают, получается, ты последним этого таджика видел живым, значит, первый под подозрение попадаешь. Ну думаю, хрен с ним.
Короче, увезли меня куда-то далеко, аж до Тимирязевской, там в кабинете мне пальцы откатали, весь в краске этой черной перемазался, но возникать не стал. Еще полчаса в коридоре под охраной пары милиционеров просидел, потом следователь приехал, меня сразу в кабинет на допрос, еще опер какой-то, два на два метра, тоже поприсутствовать попросился. Рассказал я, как чего было. Думал, сейчас прессовать начнут, но нормально вышло. Следак объяснил, что так, мол, и так, пока он меня задержит на двое суток, так типа по закону положено, а там видно будет. Я говорю, можно мне хоть позвонить и родных предупредить, а то время уже к утру близится, а я как вечером ушел, так и не объявлялся нигде. Нет, отвечает, нельзя. Потом, типа, все потом. Надиктовал я ему показания свои, он протокол напечатал, дал мне почитать, я там сразу же как подозреваемый шел. Ну, тут я возмущаться начал, что за херня, мол, где адвокат, где доказательства, что это я сделал? Думал, что точно за такое пизды огребу, но мне объяснять начали — типа, раз на месте преступления меня обнаружили, то пока разбираться будут со мной. Понятно, что в мою историю про того прыгуна никто не поверил. Я даже вспоминать про него не стал, хотя в протоколе про него написали слово в слово, как я сказал. Но все равно обидно. Я отвечаю — если это я сделал, нафиг я тогда в скорую звонил, ментов дожидался, почему я сразу не свалил? Времени у меня было предостаточно. Потом, говорю, от того чела наверняка следы на снегу остались, рядом с таджиком, и там в овраге поискать можно. И по моим следам видно, откуда я пришел. Хотя после того, как там и бригада скорой помощи, и пара нарядов милицейских прошлась, хрен там что найдешь сейчас, в овраге если только. А самое главное, говорю, если это я так человека распотрошил — я в крови должен был хотя бы чуть-чуть испачкаться. Ну, меня выслушали, все так, говорят, но порядок есть порядок. И начали меня про этого пизденыша расспрашивать. А я ж его и не видел толком — темно было за гаражами, и ускакал он быстро. Ну, говорю, ростом он метр шестьдесят, наверное, башка лысая, сам худой, одежды я на нем не видел, только на руках непонятно что — когти или лезвия?.. «Может, это животное было?» — спрашивают. Может, и животное, отвечаю. Может, тебе показалось? Может, и показалось, я от друга иду, бухой малость. Так может, это ты таджика угандошил? Ну, думаю, понятно все. И тут у следака мобильник звонит, он слушал-слушал, потом говорит: «Сейчас буду!». Опера с собой прихватил, а мне какого-то усталого милиционера в кабинет завели, чтобы сторожил меня типа. Следак еще пошутил, говорит мне — никуда не уходи! А куда я уйду, меня ж наручником к столу пристегнули. Короче, они уехали, а я с ментом в кабинете остался. Я думал с ним разговор завязать, хоть узнать, как чего, а он: «Не положено!» — и всё. И в мобильник свой уткнулся. Ну я сидел-сидел и задремал. Просыпаюсь, на часы смотрю — время полшестого утра уже. Милиционер этот дрыхнет, следак не вернулся еще, в конторе тишина, видимо, кроме нас и нет никого. В общем, решил я себя в порядок немного привести, краску хотя бы с рук оттереть, все равно делать больше нечего. Там под столом урна для бумаг стояла, я её ногой к себе подтащил, вынул оттуда лист смятый, начал руки вытирать. Потом пригляделся, а это тоже протокол чьего-то допроса. Дай-ка, думаю, почитаю, раз в урне лежит, значит, не нужно уже. Короче, Лех, там какую-то женщину допрашивали, она тоже эту сволочь видела. С собакой вышла погулять, а эта тварь на неё напала. Собака её прогнала, следом побежала и пропала. Чем кончилось, неизвестно. Я уж думал еще чего интересного в урне поискать, но тут следак вернулся, я еле этот листок спрятать успел.
Следак бледный был, нервный весь какой-то. В кресло своё сел, давай лицо руками тереть. А руки-то у него трясутся.
Ну, товарищ следователь, спрашиваю у него, чего делать-то будем? Да ничего, отвечает, давай-ка еще разок расскажи, как дело было, и можешь идти. А что там произошло — разобрались?.. Разобрались, говорит, ты ни при чем, действительно, но показания дать все равно надо. Без вопросов, говорю. Надиктовал я ему все еще раз, подписал, где нужно было (я уже как свидетель шел, так что нормально все вроде), вещи свои под расписку получил и пошел восвояси.
В общем, Лех, не знаю я, что это за хуйня такая была, но к тебе в Бибирево я больше не поеду, уж извини.
Короче, я к этому таджику подбегаю, а он живой еще. Кровищи вокруг! Я давай в скорую-милицию звонить, так и так, говорю, приезжайте. Хорошо, что рядом бойлерная стояла, на ней адрес был, а то я даже не знал, где я. Вызвал, стою, думаю, что делать. Решил всех дождаться (снова идиот!), не бросать же человека. Он лежит, хрипит, на меня смотрит. Я ему объясняю, что, мол, скорую вызвал, хотя понятно, что не поможет она нифига, потому что его кишки валяются вокруг как серпантин на красном снегу. Но жалко его всё равно. Я рядом присел, к нему наклонился, а он хрипит только: «Шайтан-шайтан!».
Пока скорая приехала, он помер уже. Дождался я и милицию (трижды идиот!), все набежали, стали этого таджика осматривать, какие-то протоколы составлять, у меня объяснения взяли. Я только представиться успел да рассказать, чего видел, меня сразу в тачку ментовскую упаковали, мобильник отобрали, в наручники, все дела. Что там дальше они делали, я не видел. Полчаса я в этой машине просидел, потом меня куда-то повезли в следственный комитет, сказали, на допрос к следователю. Я спрашиваю, вы там хоть что-то нашли? У меня с собой ни ножа, ничего нет, чем я мог так этого джамшута распотрошить? Голыми руками, что ли? Ничего не знаем, отвечают, получается, ты последним этого таджика видел живым, значит, первый под подозрение попадаешь. Ну думаю, хрен с ним.
Короче, увезли меня куда-то далеко, аж до Тимирязевской, там в кабинете мне пальцы откатали, весь в краске этой черной перемазался, но возникать не стал. Еще полчаса в коридоре под охраной пары милиционеров просидел, потом следователь приехал, меня сразу в кабинет на допрос, еще опер какой-то, два на два метра, тоже поприсутствовать попросился. Рассказал я, как чего было. Думал, сейчас прессовать начнут, но нормально вышло. Следак объяснил, что так, мол, и так, пока он меня задержит на двое суток, так типа по закону положено, а там видно будет. Я говорю, можно мне хоть позвонить и родных предупредить, а то время уже к утру близится, а я как вечером ушел, так и не объявлялся нигде. Нет, отвечает, нельзя. Потом, типа, все потом. Надиктовал я ему показания свои, он протокол напечатал, дал мне почитать, я там сразу же как подозреваемый шел. Ну, тут я возмущаться начал, что за херня, мол, где адвокат, где доказательства, что это я сделал? Думал, что точно за такое пизды огребу, но мне объяснять начали — типа, раз на месте преступления меня обнаружили, то пока разбираться будут со мной. Понятно, что в мою историю про того прыгуна никто не поверил. Я даже вспоминать про него не стал, хотя в протоколе про него написали слово в слово, как я сказал. Но все равно обидно. Я отвечаю — если это я сделал, нафиг я тогда в скорую звонил, ментов дожидался, почему я сразу не свалил? Времени у меня было предостаточно. Потом, говорю, от того чела наверняка следы на снегу остались, рядом с таджиком, и там в овраге поискать можно. И по моим следам видно, откуда я пришел. Хотя после того, как там и бригада скорой помощи, и пара нарядов милицейских прошлась, хрен там что найдешь сейчас, в овраге если только. А самое главное, говорю, если это я так человека распотрошил — я в крови должен был хотя бы чуть-чуть испачкаться. Ну, меня выслушали, все так, говорят, но порядок есть порядок. И начали меня про этого пизденыша расспрашивать. А я ж его и не видел толком — темно было за гаражами, и ускакал он быстро. Ну, говорю, ростом он метр шестьдесят, наверное, башка лысая, сам худой, одежды я на нем не видел, только на руках непонятно что — когти или лезвия?.. «Может, это животное было?» — спрашивают. Может, и животное, отвечаю. Может, тебе показалось? Может, и показалось, я от друга иду, бухой малость. Так может, это ты таджика угандошил? Ну, думаю, понятно все. И тут у следака мобильник звонит, он слушал-слушал, потом говорит: «Сейчас буду!». Опера с собой прихватил, а мне какого-то усталого милиционера в кабинет завели, чтобы сторожил меня типа. Следак еще пошутил, говорит мне — никуда не уходи! А куда я уйду, меня ж наручником к столу пристегнули. Короче, они уехали, а я с ментом в кабинете остался. Я думал с ним разговор завязать, хоть узнать, как чего, а он: «Не положено!» — и всё. И в мобильник свой уткнулся. Ну я сидел-сидел и задремал. Просыпаюсь, на часы смотрю — время полшестого утра уже. Милиционер этот дрыхнет, следак не вернулся еще, в конторе тишина, видимо, кроме нас и нет никого. В общем, решил я себя в порядок немного привести, краску хотя бы с рук оттереть, все равно делать больше нечего. Там под столом урна для бумаг стояла, я её ногой к себе подтащил, вынул оттуда лист смятый, начал руки вытирать. Потом пригляделся, а это тоже протокол чьего-то допроса. Дай-ка, думаю, почитаю, раз в урне лежит, значит, не нужно уже. Короче, Лех, там какую-то женщину допрашивали, она тоже эту сволочь видела. С собакой вышла погулять, а эта тварь на неё напала. Собака её прогнала, следом побежала и пропала. Чем кончилось, неизвестно. Я уж думал еще чего интересного в урне поискать, но тут следак вернулся, я еле этот листок спрятать успел.
Следак бледный был, нервный весь какой-то. В кресло своё сел, давай лицо руками тереть. А руки-то у него трясутся.
Ну, товарищ следователь, спрашиваю у него, чего делать-то будем? Да ничего, отвечает, давай-ка еще разок расскажи, как дело было, и можешь идти. А что там произошло — разобрались?.. Разобрались, говорит, ты ни при чем, действительно, но показания дать все равно надо. Без вопросов, говорю. Надиктовал я ему все еще раз, подписал, где нужно было (я уже как свидетель шел, так что нормально все вроде), вещи свои под расписку получил и пошел восвояси.
В общем, Лех, не знаю я, что это за хуйня такая была, но к тебе в Бибирево я больше не поеду, уж извини.
Ты что там делаешь?
Так и смотрел всю ночь туда-сюда, не выспался и пошёл на работу разбитым. Опять близнецы бутирату в чай подсыпали.
Дристонуль
OMFG! Loominarty! Mom, take the camra! Huree! Huree!
И не поспоришь.
Пиз Дуль.
Лучший оберег - это нож, если что. Лучше не из нержавейки, а из углеродки и нескладной, но любая, хоть чуточку материальная НЕХ боится всякого. Финка финская, например.
Соль. Всегда держу рядом с собой солонку.
Не особо помогает. Нож - гораздо более древний и действенный оберег. Вообще самый первый оберег.
Однажды, далекий предок человека обколол свой любимый камень о другой и получил еще более острый камень. Так родился первый нож и первый рукотворный инструмент человека. Прямоходящая обезьяна, воздев к солнцу Первый Нож, стала человеком. Нож всегда следовал за человеком. Он был самой малой вещью, что можно нести с собой и вещью, помогавшей выживать. Человек делал нож все совершенней и нож совершенствовал человека. Нож помогал создавать другие инструменты, спасал от беды, помогал убивать. И все, что создал нож, было его продолжением. Вонзаясь в дерево, он творил копье, чашу, скрипку, дом, корабль. Нож - это отец человека, это сын человека, это брат-близнец человека. Он убивает, что ненавидит человек, он защищает, что дорого человеку, он кормит человека тем, что человек хочет взять, он творит для человека то, что человек хочет сотворить. И, пока не переломлен последний нож, человек будет человеком.
Прямоходящая обезьяна, воздев к солнцу первый нож, обрела первый сакральный символ. Нож был самой дорогой вещью для человека. Он породил все поверия, ритуалы, символы, книги. Книга Мертвых, Веды, Библия - порождены заостренным куском камня.
Нож - древнейший из оберегов человека. Древний человек не делал разницы между тем врагом, которого он может увидеть и того, кто ходит далеко за освещаемым кругом у костра: он был готов был поразить любого из них лезвием ножа. И те, кто ходил за пределом освещаемого костром круга, научились бояться человека и его заостренное отражение. Может быть, поэтому человек живёт и сейчас, а не сгинул во мраке первобытной ночи, когда тьма сжимает голодные объятия вокруг кучки обнаглевших разумных зверят, что смеют бросать ей вызов.
В историческое время, люди, забыв суть ножа и обратив свою веру к выдуманным богам, всё ещё чувствовали силу ножа. Кузнецы почитались наравне с волхвами, а волхвы во всех своих ритуалах использовали нож.
Сегодня люди забыли, что такое нож. Для большинства цивилизованных людей, он - безликий кухонный предмет из стали и пластика, который всегда не вовремя оказывается затупившимся. Но более простые народы, всё ещё помнят.
И, если ты всё ещё боишься того, что ходит во тьме за освещённым кругом, то приобрети себе хороший нож, посмотри в отражение на его лезвии и увидь в нём себя. И ту обезьяну, что когда-то взяла нож и стала человеком, бросив вызов всей тьме этого мира.
Бля, охуительная история.
Я уж думал годнота про таджиков-людоедов на стройке. Доставьте кстати.
> пьяные панки не отпороли панкуху-зассыху в пять смычков
А ты думал, что все криппи стори реальны?
Напомнило!
Что за углеродная сталь?
Еще ни разу не видел эту пасту.
Ржавейка. В повериях многих народов, уход за железным лезвием считался данью некому завету между человеком и Железом. Железо много прочнее бронзы, но бронзу ржавчина не ебёт, она быстро покрывается стойкой патиной. На железе стойкой патины не бывает, травление в кислоте только уменьшает слегка ржавучесть и не отменяет необходимости в масле. Это только сейчас всякие там покрытия придумали.
Я её придумал и изредка постю. Проповедую свою ножерелигию.
Что еще спизданешь, этнолог ты наш?
Хищное зло не может войти в дверь или в окно, в раму которого воткнут нож. Это поверье распространено во всех сельских культурах Большой Европы. Цыганам, у которых домов не водилось, поверья предлагают отбиваться ножом напрямую.
Пидор. Я как раз живу на втором этаже и моя комната дальше всех к лестнице, что ведет на кухню, на первый этаж.
Теперь от цыган приходится отбиваться ножом. Стою на остановке, пересадку делаю, лол. И тут одна старуха мелкая, на математичку с универа похожа, только у нее кроме усов еще и борода есть, лол. И одна баба- цыганка с двумя- тремя личинусами. И говорит, что видит, что я тян люблю одну, что две личности, другая баба в карман лезет, типа "продувает от нечести". Как я проигрываю с этих верунов.
Да ну нахуй. Что же это за хищное зло, которое можно остановить ножом в окне, солью вокруг кровати, дристнёй в штанах, наличием у тебя более одного глаза и любой другой хуйнянейм? Это не зло, это хуй знает что.
Или, может, это зло заранее ориентировано на цыган? Бедные уёбки, им даже некуда воткнуть нож, идут в рукопашную с нечистью каждую ночь. Поэтому у них столько детей, чтобы хоть кто-то выжил, если вэмпайры внезапно нагрянут.
Это магия Поттер!
Эта жуткая история произошла несколько лет назад, но только недавно я впервые осмелился её рассказать. <br /><br />Первым слушателем стала моя подруга, которая решила устроить мне сюрприз в ночь перед праздником всех влюблённых. Кстати, забавно, что наша встреча пришлась на пятницу 13-го. Но это не суть.<br /><br />Так вот, моя подруга вырядилась «зайчиком»: прозрачные чулки, откровенный пеньюар, а на голове ободок с заячьими ушами.<br /><br />«Очень мило, - сказал я. – Только сними эти уши, пожалуйста».<br /><br />Девушка, которая так старалась в эту ночь выглядеть неотразимой, нахмурилась и её азиатские скулы показались шире, чем обычно. <br />Сразу она возражать не стала, но позже бессонной ночью припомнила мне это и настойчиво просила объяснить, что было не так с этими заячьими ушами?<br /><br />А дело было в том, что эта вещь вызывала у меня неприятные ассоциации и не самые лучшие воспоминания о моём первом опыте работы журналистом в редакции газеты. <br /><br />- Название той газеты, едва ли кому-нибудь что-то скажет, собственно её уже и не существует, - рассказывал я. - Работала в той редакции одна неприятная женщина. За глаза, я называл её «бабкой»… Потому что лицо у неё было очень старческое. Но на самом деле, ей было лет сорок пять или около того. Звали её Василина.<br /><br />Эта тётка показалась мне неприятной с первого дня. Почему? Сложно сказать. Было в ней что-то отталкивающее. Она была очень скованной, говорила еле слышно. Странно одевалась, ужасно странно! Где она только брала такую нелепую одежду? И у неё были светло-голубые глаза. К чему это я? Наверное, её взгляд меня несколько пугал.<br /><br />Кстати, автор статей из неё был никакой. Писала она чрезвычайно плохо. Однако её держали, ведь в каждой редакции есть какой-нибудь бездарный журналист, на которого руководство спихивает нежеланную работу. <br /><br />Но это далеко не главная причина, почему я не мог выносить её присутствие. <br />Дело было в том, что Василина эта была психически нездорова. Да, я не психоаналитик, но, серьёзно, подчас она вела себя как сумасшедшая. Однако, надо сказать, что в целом я сочувствовал этой женщине. Возможно, сострадания к ней было даже больше, чем раздражения.<br /><br />Впервые о странностях «бабки» я узнал в канун Нового года. Она нацепила на голову ободок с похожими заячьими ушами и прыгала по всей редакции, поздравляя всех с наступающим праздником. Это было ужасно... Эти нелепые уши и это старческое отвратительное лицо... Театрально-писклявый голос, застывшая улыбка, пустой, ничего не выражающий взгляд. Я был очень смущен и обескуражен сиим зрелищем. <br /><br />Как выяснилось, причудам «бабки» коллеги давно перестали удивляться. Подобное Василина устраивала каждый праздник. Над ней смеялись, ей говорили в лицо, что не стоит такое устраивать, но «бабка» была глуха к их словам. Корпоративы без заячьих ушей никогда не обходились, а ещё Василина во время торжеств удивляла коллег нудными викторинами и глупыми конкурсами. <br /><br />Однако, самая жуткая неожиданность от Василины была ещё впереди. <br /><br />Однажды весной, в середине рабочей недели Василина пропала и не появлялась на работе три дня подряд. Это не было чем-то из ряда вон - «бабка» всегда чувствовала себя вольным художником и часто пропадала, выполняя «задания», которые ей никто не поручал. <br />Отсутствие её, конечно, заметили, но никто особо не беспокоился, ведь родственники о пропаже в редакцию не сообщали. (По словам «бабки», у неё был и муж, и дети). <br /><br />На этой же неделе в субботу я пришел в редакцию. Любил приходить туда по выходным время от времени и поработать над своими первыми личными проектами. <br /><br />День клонился к вечеру. Я уже сбился со счета, какую кружку мне готовила кофе-машина, но чувствовал себя уставшим, а от текстов на мониторе рябило в глазах. <br /><br />В конце концов сдался, сложил руки на столе и прилёг. Стоило мне задремать, как в голове замелькал сон: я по-прежнему сижу на своём рабочем месте, уставив взгляд в мерцающий монитор и вдруг чувствую спиной, что кто-то стоит позади меня. <br /><br />Миг спустя моё лицо грубо обхватили огромные руки, закрыв глаза, рот и нос… Вот рассказываю это сейчас, а по спине бегут мурашки… Самым удивительным было то, что я буквально чувствовал прикосновение. Эти руки были в толстых меховых варежках. Но главное - запах! Непереносимая вонь! Руки в варежках невозможно воняли! Тошнотворно-приторный, просто удушающий запах. Бррр! <br /><br />Сон длился всего пару секунд… Каждый человек иногда видит такие короткие сны, от которых вздрагивает и резко просыпается.<br /><br />Я встрепенулся. Ведение исчезло, но сердце бешено колотилось. От тишины вокруг становилось только страшнее, а этот запах и вправду висел в воздухе. Только он был едва уловимый, заметить его можно было, только если сильно принюхаться. Мне стало совсем не по себе, я поспешил выключить компьютер и убраться домой. <br /><br />Когда стало известно, что «бабку» обнаружили мертвой в одной из тесных подсобок нашего старого здания, я почему-то не удивился... Однако странные обстоятельства, о которых я узнал немного позже, меня шокировали. <br /><br />Её разлагающееся тело обнаружил охранник, учуявший ночью гнилостный запах. Только он не сразу понял, что наткнулся на труп, потому что покойница была в каком-то старом костюме пингвина. <br /><br />Умерла Василина от удушья. Скорее всего, тому причиной послужила тесная маска – «пингвинья голова». <br /><br />Почему она была в костюме птицы и как оказалась в подсобке? Все работники редакции единогласно предположили, что женщина в очередной раз собиралась удивить сотрудников: раздобыла костюм в одном из домов культуры и забралась в душную подсобку, чтобы переодеться. Несчастный случай. Неудавшийся розыгрыш с печальным концом. <br /><br />Что я сам думаю по этому поводу? Да я с ними, в общем-то, согласен… Только вот не могу понять, почему мне привиделись меховые варежки, что были частью этого костюма, и о которых я не мог знать?<br /><br />Может быть, именно после таких происшествий появляются «дома с привидениями» и рождаются бесконечные жуткие истории о беспокойных душах?
Мне было 10 лет, когда это случилось.
Все лето мы проводили в деревне с родителями. У нас было много друзей и знакомых, и несколько раз в неделю мы ходили к ним в гости. На этот раз нас пригласила в гости мамина новая подруга – тетя Тамара. До этого я у них в гостях не был, и мне было очень интересно с ними познакомиться. Когда мы приехали к ним, нас уже ждала шумная компания (человек 10, точно не помню). Из детей был только я и чья-то дочка, по возрасту чуть старше меня. Со всеми познакомились, подвели меня к этой девочке, а я стесняюсь жутко, весь красный, и она, видимо, тоже. Ну и мама ее говорит:
- Витя, познакомься, это моя дочка, Алина, а это Витя, и хватит уже краснеть.
Ну, постояли мы минуту, посмотрели друг на друга молча, и пошли вместе со взрослыми в сад, где у них была беседка и мангал. Родители выпивали, смеялись... Алина тоже сидела за столом, но почему-то все время молчала, только смотрела на меня и улыбалась, мне даже неловко стало… Но потом она куда-то убежала, а мне стало скучно слушать пьяный смех взрослых, и я пошел в дом. Там никого не было, но дом изнутри был очень красивый и светлый, было много всяких предметов, которые меня заинтересовали, в первую очередь, конечно, это ружье, которое висело на стене. На улице к тому времени почти стемнело, и я уже собрался идти назад к родителям, когда услышал из окна веселый крик:
- Витя!! Беги скорей сюда, вместе поиграем!!
(Все форточки в доме были широко открыты). Я сразу догадался, что это Алина, т.к. других детей с нами не было, а голос был явно детский. Поначалу постеснялся, но потом опять услышал ее голос и вышел во двор. Ее нигде не было, я пошел по направлению к воротам, но тут услышал громкий непрерывный сигнал машины, звук резкого торможения и удар… Когда я выбежал за ограду, увидел тело человека, лежащее на дороге и услышал громкий звук двигателя уезжающего автомобиля… Сильно испугавшись, побежал к родителям, долго им пытался объяснить, что произошло, у них еще музыка играла. Но тут отец увидел мое испуганное лицо, выключил музыку. Не успел я договорить, как все уже бежали к воротам... Следующие несколько часов была безумная суматоха, все куда-то бегали, плакали. Мы поехали домой.
На следующий день родители подошли со мной поговорить и рассказали, что Алину сбила машина, она умерла в больнице. Я заплакал, и рассказал, что она меня звала поиграть, но я не успел к ней подбежать… В это время маме стало плохо, у нее подкосились ноги.
Этим вечером мне рассказали, что Алина была немая от рождения…
Все лето мы проводили в деревне с родителями. У нас было много друзей и знакомых, и несколько раз в неделю мы ходили к ним в гости. На этот раз нас пригласила в гости мамина новая подруга – тетя Тамара. До этого я у них в гостях не был, и мне было очень интересно с ними познакомиться. Когда мы приехали к ним, нас уже ждала шумная компания (человек 10, точно не помню). Из детей был только я и чья-то дочка, по возрасту чуть старше меня. Со всеми познакомились, подвели меня к этой девочке, а я стесняюсь жутко, весь красный, и она, видимо, тоже. Ну и мама ее говорит:
- Витя, познакомься, это моя дочка, Алина, а это Витя, и хватит уже краснеть.
Ну, постояли мы минуту, посмотрели друг на друга молча, и пошли вместе со взрослыми в сад, где у них была беседка и мангал. Родители выпивали, смеялись... Алина тоже сидела за столом, но почему-то все время молчала, только смотрела на меня и улыбалась, мне даже неловко стало… Но потом она куда-то убежала, а мне стало скучно слушать пьяный смех взрослых, и я пошел в дом. Там никого не было, но дом изнутри был очень красивый и светлый, было много всяких предметов, которые меня заинтересовали, в первую очередь, конечно, это ружье, которое висело на стене. На улице к тому времени почти стемнело, и я уже собрался идти назад к родителям, когда услышал из окна веселый крик:
- Витя!! Беги скорей сюда, вместе поиграем!!
(Все форточки в доме были широко открыты). Я сразу догадался, что это Алина, т.к. других детей с нами не было, а голос был явно детский. Поначалу постеснялся, но потом опять услышал ее голос и вышел во двор. Ее нигде не было, я пошел по направлению к воротам, но тут услышал громкий непрерывный сигнал машины, звук резкого торможения и удар… Когда я выбежал за ограду, увидел тело человека, лежащее на дороге и услышал громкий звук двигателя уезжающего автомобиля… Сильно испугавшись, побежал к родителям, долго им пытался объяснить, что произошло, у них еще музыка играла. Но тут отец увидел мое испуганное лицо, выключил музыку. Не успел я договорить, как все уже бежали к воротам... Следующие несколько часов была безумная суматоха, все куда-то бегали, плакали. Мы поехали домой.
На следующий день родители подошли со мной поговорить и рассказали, что Алину сбила машина, она умерла в больнице. Я заплакал, и рассказал, что она меня звала поиграть, но я не успел к ней подбежать… В это время маме стало плохо, у нее подкосились ноги.
Этим вечером мне рассказали, что Алина была немая от рождения…
Проигрываю с треда как ненормальный!
Довольно-таки давно, когда я ещё ходил в школу, класс, эдак, в пятый, жил в нашем районе один старик. Старик был беззубый, сгорбленный и передвигался с трудом, подволакивая ногу. Тогда он обыкновенно побирался на базаре, как и многие старики, не сумевшие приспособиться к послеперестроечной жизни. Зимой он носил лохматый чёрный тулуп и треух, а в тёплое время года — коричневый пиджак с медальками, число и расположение которых час от часу менялось. Его частенько видели у школ и детских садов, где старик останавливался, совершая променад, и вглядывался в окна. Если же детвора выбегала на улицу — во время прогулки, или же на переменку — дед оглядывал разношерстную толпу и улыбался беззубым ртом.
В постсоветское время, особенно весной или летом, такая картина не вызывала никакого негатива, а тем более — страха. Старичок немощный, да ещё и ветеран (медальки же!), внучка высматривает, или просто детворой умиляется. Да и мне, двенадцатилетнему мальцу, тогда этот дед казался не более чем странненьким. Ну, ходили среди пацанов слухи, что он, мол, колдун. Ну да для детворы тогда каждый второй старик был колдуном, а каждая встречная «не своя» бабулька — ведьмой.
Иногда, правда, у дедка случались обострения. То ли старческий разум помутился, то ли одолевали его какие-то свои воспоминания, но старый то и дело высматривал кого-то в толпе ребятишек, улыбался, покачивая головой, и грозил пальцем, глядя куда-то в пустоту. В такие моменты оказаться на месте ребёнка в такой компании, наверное, было бы жутко. Стоит чужой дедушка, пальцем тебе грозит: «Ну-ну-ну, не балуй»… Бррр…
Шли годы, я перешёл в другую, более престижную школу, ездил на занятия в другой район, и старикашка как-то почти устранился из моей памяти. Не встречался он мне долго. И вот, как-то раз, помогая своему деду стеклить балкон, я снова увидел того самого старика, ковыляющего по дорожке между домов. Дедов балкон (кстати, о деде где-то тут есть отдельная история) выходит на детский сад, в который когда-то ходил и я. И вот, шаркая непослушными ногами и стуча по асфальту клюкой, под звон своих разномастных медалек и значков, тот самый странный старичок подходил к детскому заведению…
На улице, около павильонов, шумно играли дети: бегали, прыгали, копались в песочнице и съезжали вниз по отполированной поколениями детских задниц горке. В бетонных клумбах благоухали поздние цветочки, а над ними кружили сонные пчёлы. Старичок остановился у забора, и с интересом наблюдал за детьми сквозь выкрашенную зелёной краской сетку-рабицу. Потом его голова закачалась из стороны в сторону, и он погрозил кому-то из ребят длинным, узловатым пальцем. Постояв так ещё пару минут, старик пошаркал своей дорогой…
— Эй, ты чего, заснул, что-ли? — Ткнул меня локтем под рёбра мой дед. — На вот, раму придержи!
Я стряхнул с себя нахлынувшие воспоминания, и стал помогать деду.
— Слушай, дед, — кивнув в сторону медленно удаляющейся фигуры странного старикашки, сказал я, — а кто это такой?
— Это? — Дед постучал молотком по шляпке гвоздя, ловко вгоняя его в сосновую доску рамы. — Это вечный дед, бесов друг.
— А как это? — Не унимался я.
— А вот так. Слушай, ты работай давай, а не разглагольствуй!
Не в силах добиться от деда более вразумительной версии происхождения странного старика, я вернулся к остеклению балкона. Мысли мои на тот момент занимали в равной степени и оконная рама, и странный субъект, бродящий по району уже шут знает сколько лет. Тем же вечером я спросил о странном старике у матери, и она мне точно так же сказала: «Вечный дед». Она ещё добавила, что старикашка внешне никак не меняется: что в бытность её студенткой, что сейчас. Всё та же одежда, всё те же повадки, всё то же лицо в морщинах, всё та же беззубая улыбка и медальки на коричневом пиджаке…
Прошло ещё пару лет, и снова я потерял странного старика из виду. То ли не пересекались наши с ним пути, то ли я просто перестал обращать внимание на людей на улице. В общем, так и стёрся бы из памяти этот чудной человечек, если бы не попал я в больничку.
Тем летом я попал в травматологию. Повздорил не с тем человеком, выбил ему зубы, за что был избит арматуриной в подъезде собственного дома. Сломали мне два ребра и руку, и что-то в моих рёбрах не устроило местных айболитов, решили они меня оставить на неделю-другую в стационаре — понаблюдать.
Отделение было самым обычным. Длинный коридор, посредине, в своеобразной нише — пост дежурной медсестры, холодильники, допотопный телевизор «Фотон», и скрипучий старый диван «для отдыха» между двух исполинских фикусов; по обе стороны коридора, за белыми дверями с номерками — общие палаты, рядышком с постом сестры — послеоперационная. Ну а рядом с послеоперационной была, как её окрестили пациенты, «подмывочная» — помещение с двумя ванными, в котором, помимо того, хранились подкладные судна, клизмы, вёдра и всякая прочая утварь гигиенического назначения. Напротив подмывочной был туалет общего пользования и процедурная. В общем, картина для большинства когда-либо попадавших на стационарное лечение довольно обычная.
Однажды, уже под вечер, в послеоперационную палату привезли какого-то старичка. Сказали, из реанимации перевели. Я момент доставки болезного пропустил, так как общался с заведующим после вечернего обхода, надеясь получить долгожданную «амнистию», и отправиться, наконец, домой — смотреть киношки на компе и кушать домашний борщ.
В постсоветское время, особенно весной или летом, такая картина не вызывала никакого негатива, а тем более — страха. Старичок немощный, да ещё и ветеран (медальки же!), внучка высматривает, или просто детворой умиляется. Да и мне, двенадцатилетнему мальцу, тогда этот дед казался не более чем странненьким. Ну, ходили среди пацанов слухи, что он, мол, колдун. Ну да для детворы тогда каждый второй старик был колдуном, а каждая встречная «не своя» бабулька — ведьмой.
Иногда, правда, у дедка случались обострения. То ли старческий разум помутился, то ли одолевали его какие-то свои воспоминания, но старый то и дело высматривал кого-то в толпе ребятишек, улыбался, покачивая головой, и грозил пальцем, глядя куда-то в пустоту. В такие моменты оказаться на месте ребёнка в такой компании, наверное, было бы жутко. Стоит чужой дедушка, пальцем тебе грозит: «Ну-ну-ну, не балуй»… Бррр…
Шли годы, я перешёл в другую, более престижную школу, ездил на занятия в другой район, и старикашка как-то почти устранился из моей памяти. Не встречался он мне долго. И вот, как-то раз, помогая своему деду стеклить балкон, я снова увидел того самого старика, ковыляющего по дорожке между домов. Дедов балкон (кстати, о деде где-то тут есть отдельная история) выходит на детский сад, в который когда-то ходил и я. И вот, шаркая непослушными ногами и стуча по асфальту клюкой, под звон своих разномастных медалек и значков, тот самый странный старичок подходил к детскому заведению…
На улице, около павильонов, шумно играли дети: бегали, прыгали, копались в песочнице и съезжали вниз по отполированной поколениями детских задниц горке. В бетонных клумбах благоухали поздние цветочки, а над ними кружили сонные пчёлы. Старичок остановился у забора, и с интересом наблюдал за детьми сквозь выкрашенную зелёной краской сетку-рабицу. Потом его голова закачалась из стороны в сторону, и он погрозил кому-то из ребят длинным, узловатым пальцем. Постояв так ещё пару минут, старик пошаркал своей дорогой…
— Эй, ты чего, заснул, что-ли? — Ткнул меня локтем под рёбра мой дед. — На вот, раму придержи!
Я стряхнул с себя нахлынувшие воспоминания, и стал помогать деду.
— Слушай, дед, — кивнув в сторону медленно удаляющейся фигуры странного старикашки, сказал я, — а кто это такой?
— Это? — Дед постучал молотком по шляпке гвоздя, ловко вгоняя его в сосновую доску рамы. — Это вечный дед, бесов друг.
— А как это? — Не унимался я.
— А вот так. Слушай, ты работай давай, а не разглагольствуй!
Не в силах добиться от деда более вразумительной версии происхождения странного старика, я вернулся к остеклению балкона. Мысли мои на тот момент занимали в равной степени и оконная рама, и странный субъект, бродящий по району уже шут знает сколько лет. Тем же вечером я спросил о странном старике у матери, и она мне точно так же сказала: «Вечный дед». Она ещё добавила, что старикашка внешне никак не меняется: что в бытность её студенткой, что сейчас. Всё та же одежда, всё те же повадки, всё то же лицо в морщинах, всё та же беззубая улыбка и медальки на коричневом пиджаке…
Прошло ещё пару лет, и снова я потерял странного старика из виду. То ли не пересекались наши с ним пути, то ли я просто перестал обращать внимание на людей на улице. В общем, так и стёрся бы из памяти этот чудной человечек, если бы не попал я в больничку.
Тем летом я попал в травматологию. Повздорил не с тем человеком, выбил ему зубы, за что был избит арматуриной в подъезде собственного дома. Сломали мне два ребра и руку, и что-то в моих рёбрах не устроило местных айболитов, решили они меня оставить на неделю-другую в стационаре — понаблюдать.
Отделение было самым обычным. Длинный коридор, посредине, в своеобразной нише — пост дежурной медсестры, холодильники, допотопный телевизор «Фотон», и скрипучий старый диван «для отдыха» между двух исполинских фикусов; по обе стороны коридора, за белыми дверями с номерками — общие палаты, рядышком с постом сестры — послеоперационная. Ну а рядом с послеоперационной была, как её окрестили пациенты, «подмывочная» — помещение с двумя ванными, в котором, помимо того, хранились подкладные судна, клизмы, вёдра и всякая прочая утварь гигиенического назначения. Напротив подмывочной был туалет общего пользования и процедурная. В общем, картина для большинства когда-либо попадавших на стационарное лечение довольно обычная.
Однажды, уже под вечер, в послеоперационную палату привезли какого-то старичка. Сказали, из реанимации перевели. Я момент доставки болезного пропустил, так как общался с заведующим после вечернего обхода, надеясь получить долгожданную «амнистию», и отправиться, наконец, домой — смотреть киношки на компе и кушать домашний борщ.
Медсёстры, охая и делая печальные лица, обсуждали пациента из послеоперационной:
— Это ж какими надо быть уродами! Дедушку избить!
— Ой, и не говори, Галка! Сама их убила б!
— А что Викторович (завотделения наш) говорит? Жить будет?
— Да кто его знает… дедушка в сознании пока, на обезболивающих. Только в потолок смотрит, да кому-то пальцем грозит иногда. Бредит…
Пальцем грозит, значит… У многих пациентов в душе вскипал праведный гнев на обидчиков нового соседа. Одни порывались посетить старика, невзирая на стойкие протесты сестер, и допросить его на предмет личности нападавших. Главным двигателем благородного порыва был Павел Богданович — бывший милицейский следователь. Иным же было фиолетово: кому — по состоянию здоровья (сильно попереживаешь за кого-то, когда у самого череп не совсем цел и спиц в костях больше, чем кальция), а кому — просто так, было пофиг на всё. Я же придерживался середины, но уж очень мне эта фраза про палец не нравилась. Всплывали детские воспоминания о странном старике, улыбавшемся беззубым ртом, и грозившем детворе тем самым узловатым пальцем.
Прошло двое суток с момента поступления нового больного. Сёстры всё так же охали и возмущались, Богданович просьбами, хитростью и угрозами пытался получить у Викторовича разрешение допросить пострадавшего — впрочем, безуспешно. В отделение приходили коллеги «дяди Паши» по погонам, и даже пообщались со стариком минут десять за закрытыми дверьми, после чего быстро удалились. Меня всё так же держали в отделении «до выходных», которых я ждал с нетерпением. Был вечер четверга…
Когда стемнело, отделение начинало отходить ко сну. В третьей палате мужики шумно резались в карты, комментируя каждый ход сочными конструкциями в несколько уровней. В четвертой уже храпела какая-то тучная старуха, сотрясая децибелами стены. В пятой я читал книжку, а мой единственный сосед, мальчишка лет 13, играл в какую-то нехитрую игру на стареньком телефоне. На посту пожилая медсестра Лидия Васильевна разговаривала по телефону, раздавая ценные указания мужу, оставшемуся наедине с малолетним внуком. Где-то в глубине коридора пиликало радио.
Ближе к ночи звуки затихали: первым, прямо посреди очередного раунда в «тетрис», уснул мой сосед. Мужички начали расходиться по койкам, утолив свою жажду азарта. Даже храпящая пенсионерка убавила громкость до пригодного для жизни уровня. Утомлённые чтением, мои глаза начали закрываться, и я провалился в сон.
Среди ночи я ощутил зов природы. Поначалу я пытался его игнорировать, так как подниматься с койки и переть по тёмному коридору в общий туалет и обратно казалось равносильно крестовому походу или полёту в космос. Моя палата считалась «лёгкой», для ходячих больных, и отдельного санузла в ней не было. Точнее, когда-то был, но потом его не стало: в комнатушке с писающим мальчиком, нарисованным на двери, оставили только раковину, но, пардон, мочиться туда, где моешь посуду, я считаю ниже человеческого достоинства. Поэтому, проворочавшись еще пару минут, я решился на подвиг, и спустил ноги с кровати, просунув их в холодные тапки. За дверью послышался поворот ключа в замке и бойкие шаги Лидии Васильевны: значит, свет есть хотя бы на сестринском посту, и в полном мраке пробираться к спасительной комнатушке не придётся.
Я оказался прав — на посту горела настольная лампа, и Лидия Васильевна обернулась на звук открываемой мной двери палаты. Вид у неё был озабоченный и несчастный.
— Это ж какими надо быть уродами! Дедушку избить!
— Ой, и не говори, Галка! Сама их убила б!
— А что Викторович (завотделения наш) говорит? Жить будет?
— Да кто его знает… дедушка в сознании пока, на обезболивающих. Только в потолок смотрит, да кому-то пальцем грозит иногда. Бредит…
Пальцем грозит, значит… У многих пациентов в душе вскипал праведный гнев на обидчиков нового соседа. Одни порывались посетить старика, невзирая на стойкие протесты сестер, и допросить его на предмет личности нападавших. Главным двигателем благородного порыва был Павел Богданович — бывший милицейский следователь. Иным же было фиолетово: кому — по состоянию здоровья (сильно попереживаешь за кого-то, когда у самого череп не совсем цел и спиц в костях больше, чем кальция), а кому — просто так, было пофиг на всё. Я же придерживался середины, но уж очень мне эта фраза про палец не нравилась. Всплывали детские воспоминания о странном старике, улыбавшемся беззубым ртом, и грозившем детворе тем самым узловатым пальцем.
Прошло двое суток с момента поступления нового больного. Сёстры всё так же охали и возмущались, Богданович просьбами, хитростью и угрозами пытался получить у Викторовича разрешение допросить пострадавшего — впрочем, безуспешно. В отделение приходили коллеги «дяди Паши» по погонам, и даже пообщались со стариком минут десять за закрытыми дверьми, после чего быстро удалились. Меня всё так же держали в отделении «до выходных», которых я ждал с нетерпением. Был вечер четверга…
Когда стемнело, отделение начинало отходить ко сну. В третьей палате мужики шумно резались в карты, комментируя каждый ход сочными конструкциями в несколько уровней. В четвертой уже храпела какая-то тучная старуха, сотрясая децибелами стены. В пятой я читал книжку, а мой единственный сосед, мальчишка лет 13, играл в какую-то нехитрую игру на стареньком телефоне. На посту пожилая медсестра Лидия Васильевна разговаривала по телефону, раздавая ценные указания мужу, оставшемуся наедине с малолетним внуком. Где-то в глубине коридора пиликало радио.
Ближе к ночи звуки затихали: первым, прямо посреди очередного раунда в «тетрис», уснул мой сосед. Мужички начали расходиться по койкам, утолив свою жажду азарта. Даже храпящая пенсионерка убавила громкость до пригодного для жизни уровня. Утомлённые чтением, мои глаза начали закрываться, и я провалился в сон.
Среди ночи я ощутил зов природы. Поначалу я пытался его игнорировать, так как подниматься с койки и переть по тёмному коридору в общий туалет и обратно казалось равносильно крестовому походу или полёту в космос. Моя палата считалась «лёгкой», для ходячих больных, и отдельного санузла в ней не было. Точнее, когда-то был, но потом его не стало: в комнатушке с писающим мальчиком, нарисованным на двери, оставили только раковину, но, пардон, мочиться туда, где моешь посуду, я считаю ниже человеческого достоинства. Поэтому, проворочавшись еще пару минут, я решился на подвиг, и спустил ноги с кровати, просунув их в холодные тапки. За дверью послышался поворот ключа в замке и бойкие шаги Лидии Васильевны: значит, свет есть хотя бы на сестринском посту, и в полном мраке пробираться к спасительной комнатушке не придётся.
Я оказался прав — на посту горела настольная лампа, и Лидия Васильевна обернулась на звук открываемой мной двери палаты. Вид у неё был озабоченный и несчастный.
Это не настоящие цыгане, это люли, ромы их за цыган не считают, но люлей тупо больше, лезут в количестве из Средней Азии, а ромы сконцентрированы в западной России, Беларуси, Украине. Люли тоже суеверные донельзя, но ножи не сакрализируют, только кровь.
Ромы, кстати, в вампиров свято верят. Причём, это не их поверье, а почёрпнутое у западных славян. Да, вампиры - это чисто славянский вклад в мировую культуру НЕХ.
— Добрый вечер. — Хрипло пробормотал я, вяло плетясь в сторону клозета.
— О! Хорошо, что ты не спишь. Мне как раз помощь надо на минутку. Подойдёшь?
— Я… щас вот, — памятуя о народной истине: «Главное — не добежать, главное — донести», я мигом смотался в туалет и обратно. За всё это время Лидия Васильевна не сдвинулась с места, и стояла, опершись кулаками о ветхий письменный стол.
— Всё? Ну, тут такое дело: дед, — медсестра кивнула в сторону послеоперационной палаты, — преставился этот. Сейчас каталкой приедут в холодильник забирать, а там, на коридоре, света нет, так я схожу встречу. Ты, это, посиди пока на посту, ладно? Я недалеко, дверь отделения открыта, так что кричи если что. Понял?
— Да понял, ничего ж сложного.
Усевшись на продавленный сестринский стул, я стал разглядывать предметы на столе: вот календарик со смешными котятами, ручка с фамилией какого-то депутатика, увесистая амбулаторная карточка Богданыча. Откуда-то из недр этажа запиликал мобильник, Лидия Васильевна с кем-то поговорила, и крикнула:
— Я на этаж ниже спущусь, ты сиди пока, понял?
— Ага! — Крикнул я и потёр пальцами глаза, чтоб как-то взбодриться.
Медсестры не было где-то минуты три, когда я услышал из подмывочной тихий свистящий звук и отчётливый «бульк», последовавший за ним. Стальная ванна, из стока которой, скорее всего, и происходил звук, усилила его, и эхо разнеслось по этажу. Сонный, я не обратил на него особого внимания. Потом о кафельный пол громыхнули стальные судна. От неожиданности я подпрыгнул на стуле: в санитарной комнате определенно происходила какая-то возня, и в глубине души я возблагодарил богов за то, что успел сходить по нужде.
Списав шорохи и редкие стуки, исходившие из подмывочной, на крыс, я немного успокоился. Я-то был ни при чём, и бояться мне, по сути, было нечего. К тому же в четвёртой палате снова громогласно всхрапнула тётка, вернув меня из мира пугающих домыслов на землю. Я даже улыбнулся своей разгулявшейся было фантазии. Но тишину ночи разорвал скрежет металла о пол. Кто-то как будто возил по кафелю жестянкой, и два скрежещущих звука следовали один за другим. Набравшись смелости, я перегнулся через стол и выглянул из-за угла.
Из дверного проема подмывочной торчал бесформенный фрагмент чего-то чёрного, более тёмный на фоне неосвещённого коридора. Я протёр глаза, и тень исчезла. Хмыкнув, я ещё пару секунд всматривался во тьму коридора, и вот, когда уже собирался отвернуться, на устланный линолеумом пол коридора с глухим металлическим стуком выпрыгнуло существо. Сказать, что я оцепенел, значит не сказать ничего. Я смотрел на странное видение, будто кролик на удава. Длинное, тощее и угловатое, «это» было абсолютно чёрным на фоне тёмного помещения. Оно двигалось, замысловато подёргиваясь, будто радостно танцевало. Его «руки» не имели определенной формы и походили на лоскуты чёрной ткани, которыми оно размахивало вверх и вниз, как птица крыльями. «Ноги», которыми существо дрыгало, ритмично пиная воздух, состояли, казалось, из одних суставов и были «обуты» в два металлических судна. «Голова» по форме походила на перевёрнутый цветочный горшок. Тварь подпрыгивала и вертелась на месте, как будто радовалась удачной и весёлой затее с суднами.
Мои коленки тряслись, как трясётся самый распоследний осиновый лист на ветке холодным ноябрьским вечером. Я стоял, освещённый настольной лампой, и не мог пошевелиться, наблюдая дьявольскую пляску непонятного существа. Я был не в силах даже ущипнуть себя, чтобы убедиться, что это сон. Половицы под линолеумом ходили ходуном, предметы на столе подпрыгивали, и странным было то, что никто из пациентов отделения не просыпался и не спешил выходить из палат. Внезапно что-то цокнуло о пол под моими ногами. Скорее всего, со стола скатилась депутатская агитручка. Существо прекратило плясать, и повернуло «голову» на звук. Я судорожно сглотнул, сердце больно колотилось о поломанные рёбра, а рука под гипсом немилосердно чесалась.
На меня из глубины «горшка» уставились два разных по размеру и абсолютно белых глаза. Лишенные век, зрачков и какого-либо выражения, холодные рыбьи глаза существа походили на перламутровые брошки. «Оно» издало противный звук, больше всего похожий на сдавленный хрип, в котором сквозила вопросительная интонация. Сердце моё сжалось до размеров макового зёрнышка. Тварь внимательно осматривала тёмное помещение, вертя головой из стороны в сторону, но, казалось, не видела меня. Секунды казались вечностью. Наконец, потеряв ко мне интерес, существо «мяукнуло» (никак иначе описать этот звук не получается), несколько раз подпрыгнуло, переступая с ноги на ногу, захлопало в бесформенные «ладоши» и прыгнуло сквозь дверь послеоперационной палаты. Судна, в которые оно было обуто, ударившись о выкрашенное белой краской дерево, лязгнули о пол.
Страх придал мне сил. Я неведомо как перепрыгнул сестринский стол, метнулся к своей палате, рывком открыл и тут же захлопнул дверь. Изнутри палата не запиралась, и мой разум лихорадочно пытался найти какой-нибудь выход из ситуации. Точно! Туалет в палате! Я открыл дверь, щёлкнул выключателем, и в маленькой каморке тусклым жёлтым пузырём зажглась лампочка. Я защёлкнул шпингалет на двери, забился в угол и обхватил голову руками. За стеной была тишина.
Не знаю, как долго я там просидел, вслушиваясь в каждый шорох. Я снова слышал звон суден и шаги странной тёмной твари, идущей по коридору, вновь обув свои импровизированные башмаки, но на этот раз к стуку и скрежету металла о кафель подмывочной примешивалось отчётливое шарканье ещё одной пары ног. Затем я слышал звук, похожий на стрёкот, издаваемый дельфинами, и какое-то бормотание, после чего громко булькнула канализация, в раковине в моём «убежище» что-то ухнуло, и всё снова затихло. И ещё, кажется, я отрубился.
Утром я проснулся на своей койке. Я лежал на одеяле, на ногах были тапки. В комнатушке с раковиной горел свет, а мой сосед по палате всё ещё спал. Я, должно быть, в полусне перебрался ночью на койку и не помнил этого. В памяти проносились обрывки ужасного наваждения: грохот суден в подмывочной, странная тварь, её белёсые глаза и жуткие, неестественные движения. За дверью моей палаты слышались разговоры, двери процедурной и других палат хлопали, по коридору ходили люди. Я прогнал из головы остатки ночного кошмара, умылся и вышел в коридор.
Пожилая санитарка подметала веником осколки кафеля возле подмывочной, куда молодая медсестричка заносила полдесятка сложенных в стопку суден. Мужики резались в карты, сидя на диване меж двух гигантских фикусов. Завотделением о чём-то беседовал с каким-то дряхлым стариком возле послеоперационной палаты. На вид дедульке было лет сто, не меньше. Я подошёл поближе, раздираемый любопытством.
— …ну и Вы его там заберёте, как родственник. Там Вам бумаги дадут заполнить, — медленно и максимально отчётливо говорил Викторович.
— А вещи? Можно забрать… вещи… папины вещи? — Голос старика был хриплым и одновременно скрипучим, а слова давались ему с трудом. Он зашёлся в приступе отвратительного, булькающего кашля.
— Да, конечно. Пройдёмте.
Они скрылись за дверью палаты, и вскоре Викторович уже помогал старику выносить драные ботинки, засаленные штаны, свитер неопределенного цвета и коричневый пиджачок с хаотично приколотыми на него значками и медальками. В тот момент у меня не оставалось сомнений в том, КТО умер в послеоперационной палате этой ночью. Так и закончилась история нашего местного Вечного Деда. Но вот что за неведомая дрянь приходила за ним той ночью, я до сих пор сказать не берусь. Быть может, мне привиделось. А, быть может, это она прыгала меж детворы тогда, в далёком уже моём детстве, и именно ей старик и грозил пальцем, мол, «не балуй»…
— О! Хорошо, что ты не спишь. Мне как раз помощь надо на минутку. Подойдёшь?
— Я… щас вот, — памятуя о народной истине: «Главное — не добежать, главное — донести», я мигом смотался в туалет и обратно. За всё это время Лидия Васильевна не сдвинулась с места, и стояла, опершись кулаками о ветхий письменный стол.
— Всё? Ну, тут такое дело: дед, — медсестра кивнула в сторону послеоперационной палаты, — преставился этот. Сейчас каталкой приедут в холодильник забирать, а там, на коридоре, света нет, так я схожу встречу. Ты, это, посиди пока на посту, ладно? Я недалеко, дверь отделения открыта, так что кричи если что. Понял?
— Да понял, ничего ж сложного.
Усевшись на продавленный сестринский стул, я стал разглядывать предметы на столе: вот календарик со смешными котятами, ручка с фамилией какого-то депутатика, увесистая амбулаторная карточка Богданыча. Откуда-то из недр этажа запиликал мобильник, Лидия Васильевна с кем-то поговорила, и крикнула:
— Я на этаж ниже спущусь, ты сиди пока, понял?
— Ага! — Крикнул я и потёр пальцами глаза, чтоб как-то взбодриться.
Медсестры не было где-то минуты три, когда я услышал из подмывочной тихий свистящий звук и отчётливый «бульк», последовавший за ним. Стальная ванна, из стока которой, скорее всего, и происходил звук, усилила его, и эхо разнеслось по этажу. Сонный, я не обратил на него особого внимания. Потом о кафельный пол громыхнули стальные судна. От неожиданности я подпрыгнул на стуле: в санитарной комнате определенно происходила какая-то возня, и в глубине души я возблагодарил богов за то, что успел сходить по нужде.
Списав шорохи и редкие стуки, исходившие из подмывочной, на крыс, я немного успокоился. Я-то был ни при чём, и бояться мне, по сути, было нечего. К тому же в четвёртой палате снова громогласно всхрапнула тётка, вернув меня из мира пугающих домыслов на землю. Я даже улыбнулся своей разгулявшейся было фантазии. Но тишину ночи разорвал скрежет металла о пол. Кто-то как будто возил по кафелю жестянкой, и два скрежещущих звука следовали один за другим. Набравшись смелости, я перегнулся через стол и выглянул из-за угла.
Из дверного проема подмывочной торчал бесформенный фрагмент чего-то чёрного, более тёмный на фоне неосвещённого коридора. Я протёр глаза, и тень исчезла. Хмыкнув, я ещё пару секунд всматривался во тьму коридора, и вот, когда уже собирался отвернуться, на устланный линолеумом пол коридора с глухим металлическим стуком выпрыгнуло существо. Сказать, что я оцепенел, значит не сказать ничего. Я смотрел на странное видение, будто кролик на удава. Длинное, тощее и угловатое, «это» было абсолютно чёрным на фоне тёмного помещения. Оно двигалось, замысловато подёргиваясь, будто радостно танцевало. Его «руки» не имели определенной формы и походили на лоскуты чёрной ткани, которыми оно размахивало вверх и вниз, как птица крыльями. «Ноги», которыми существо дрыгало, ритмично пиная воздух, состояли, казалось, из одних суставов и были «обуты» в два металлических судна. «Голова» по форме походила на перевёрнутый цветочный горшок. Тварь подпрыгивала и вертелась на месте, как будто радовалась удачной и весёлой затее с суднами.
Мои коленки тряслись, как трясётся самый распоследний осиновый лист на ветке холодным ноябрьским вечером. Я стоял, освещённый настольной лампой, и не мог пошевелиться, наблюдая дьявольскую пляску непонятного существа. Я был не в силах даже ущипнуть себя, чтобы убедиться, что это сон. Половицы под линолеумом ходили ходуном, предметы на столе подпрыгивали, и странным было то, что никто из пациентов отделения не просыпался и не спешил выходить из палат. Внезапно что-то цокнуло о пол под моими ногами. Скорее всего, со стола скатилась депутатская агитручка. Существо прекратило плясать, и повернуло «голову» на звук. Я судорожно сглотнул, сердце больно колотилось о поломанные рёбра, а рука под гипсом немилосердно чесалась.
На меня из глубины «горшка» уставились два разных по размеру и абсолютно белых глаза. Лишенные век, зрачков и какого-либо выражения, холодные рыбьи глаза существа походили на перламутровые брошки. «Оно» издало противный звук, больше всего похожий на сдавленный хрип, в котором сквозила вопросительная интонация. Сердце моё сжалось до размеров макового зёрнышка. Тварь внимательно осматривала тёмное помещение, вертя головой из стороны в сторону, но, казалось, не видела меня. Секунды казались вечностью. Наконец, потеряв ко мне интерес, существо «мяукнуло» (никак иначе описать этот звук не получается), несколько раз подпрыгнуло, переступая с ноги на ногу, захлопало в бесформенные «ладоши» и прыгнуло сквозь дверь послеоперационной палаты. Судна, в которые оно было обуто, ударившись о выкрашенное белой краской дерево, лязгнули о пол.
Страх придал мне сил. Я неведомо как перепрыгнул сестринский стол, метнулся к своей палате, рывком открыл и тут же захлопнул дверь. Изнутри палата не запиралась, и мой разум лихорадочно пытался найти какой-нибудь выход из ситуации. Точно! Туалет в палате! Я открыл дверь, щёлкнул выключателем, и в маленькой каморке тусклым жёлтым пузырём зажглась лампочка. Я защёлкнул шпингалет на двери, забился в угол и обхватил голову руками. За стеной была тишина.
Не знаю, как долго я там просидел, вслушиваясь в каждый шорох. Я снова слышал звон суден и шаги странной тёмной твари, идущей по коридору, вновь обув свои импровизированные башмаки, но на этот раз к стуку и скрежету металла о кафель подмывочной примешивалось отчётливое шарканье ещё одной пары ног. Затем я слышал звук, похожий на стрёкот, издаваемый дельфинами, и какое-то бормотание, после чего громко булькнула канализация, в раковине в моём «убежище» что-то ухнуло, и всё снова затихло. И ещё, кажется, я отрубился.
Утром я проснулся на своей койке. Я лежал на одеяле, на ногах были тапки. В комнатушке с раковиной горел свет, а мой сосед по палате всё ещё спал. Я, должно быть, в полусне перебрался ночью на койку и не помнил этого. В памяти проносились обрывки ужасного наваждения: грохот суден в подмывочной, странная тварь, её белёсые глаза и жуткие, неестественные движения. За дверью моей палаты слышались разговоры, двери процедурной и других палат хлопали, по коридору ходили люди. Я прогнал из головы остатки ночного кошмара, умылся и вышел в коридор.
Пожилая санитарка подметала веником осколки кафеля возле подмывочной, куда молодая медсестричка заносила полдесятка сложенных в стопку суден. Мужики резались в карты, сидя на диване меж двух гигантских фикусов. Завотделением о чём-то беседовал с каким-то дряхлым стариком возле послеоперационной палаты. На вид дедульке было лет сто, не меньше. Я подошёл поближе, раздираемый любопытством.
— …ну и Вы его там заберёте, как родственник. Там Вам бумаги дадут заполнить, — медленно и максимально отчётливо говорил Викторович.
— А вещи? Можно забрать… вещи… папины вещи? — Голос старика был хриплым и одновременно скрипучим, а слова давались ему с трудом. Он зашёлся в приступе отвратительного, булькающего кашля.
— Да, конечно. Пройдёмте.
Они скрылись за дверью палаты, и вскоре Викторович уже помогал старику выносить драные ботинки, засаленные штаны, свитер неопределенного цвета и коричневый пиджачок с хаотично приколотыми на него значками и медальками. В тот момент у меня не оставалось сомнений в том, КТО умер в послеоперационной палате этой ночью. Так и закончилась история нашего местного Вечного Деда. Но вот что за неведомая дрянь приходила за ним той ночью, я до сих пор сказать не берусь. Быть может, мне привиделось. А, быть может, это она прыгала меж детворы тогда, в далёком уже моём детстве, и именно ей старик и грозил пальцем, мол, «не балуй»…
Бабка на лавочке
Летом я часто живу на даче. А по соседству со мной участок принадлежит какой-то бабке, вроде сумасшедшей, но не буйной. Целыми днями сидит на лавочке у себя перед домом и бормочет что-то под нос так, что не разобрать.
Я как-то обратил внимание, когда мимо проходил, что она вроде гладит кого-то, кто на коленях сидит. Думал, кот. Присмотрелся, а нету никого, просто руки над коленями держит так, будто придерживает кого-то и одной рукой по воздуху гладит. Я тогда подумал, что, наверное, у нее был кот когда-то, вот она и привыкла и, когда задумывается, рука у неё привычные движения совершает, будто кот на коленях сидит. Ну как у Булгакова, когда Йешуа догадался, что у Пилата есть собака, когда тот во время головной боли делал движения, будто гладил её.
А однажды ночью, когда я спал на даче, вот что случилось. Просыпаюсь от того, что рука лежит на чем-то шерстистом, лежавшим у меня под боком. Ну я спросонья решил, что кот мой, погладил по привычке, но чувствую - шерсть слишком жесткая какая-то. И тут вспоминаю, что я на даче, а кот-то у меня в городе. Просыпаюсь, естественно, сразу же, но не дергаюсь, и быстро думаю - что делать. В голове тут же план созрел - быстро накрыть одеялом, что бы это ни было, и в окно выкинуть.
И только я первое движение сделал, как это что-то с кровати спрыгнуло и к двери метнулось. Я только краем глаза заметил силуэт, и что-то странное в движении его было. Я вскочил, дошел до двери, вижу, приоткрыта, и успокоился, решил, что просто дверь забыл закрыть вечером и какой-то кот забрел ко мне, а может, собачка чья-нибудь.
Возвращаюсь, прохожу мимо окна, и вдруг прямо за ним вижу лицо бабки с соседнего участка. Я еще никогда её такой не видел: волосы седые распущены, на ветру развеваются, глаза огромные, и прямо на меня смотрит. И так страшно мне стало, я от окна отпрыгнул назад, а она бросилась на свой участок огромными прыжками. Я еще долго успокоиться не мог, но лег и уснул, в конце концов. И уже когда засыпал, тут до меня дошло, что странного было в том убегающем коте или собаке, кто бы уж там ни был, - двигался он так, как будто бы не бежал, а катился по полу к двери.
Наутро проснулся, пошел за водой, прохожу мимо участка бабки, а она, как всегда, сидит на лавочке и под нос себе что-то бормочет, причесанная, тихая, как обычно. Я уж подумал, приснилось мне ночью, как она в безумном виде по участкам бегала. А поближе подхожу и слышу, как она произносит разборчиво совершенно и рукой, как всегда, гладит что-то невидимое у себя на коленях:
- Что же ты, зачем ночью бегать меня за собой заставил, а? Зачем к парню ночью залез, вон как напугал его!
Меня аж в дрожь бросило, я едва сдержался, чтобы на бег не перейти.
Стал потом справки об этой бабке наводить, никто толком ничего не знает, кроме того, что она лет десять в психушке провела, а с тех пор, как выпустили, все сидит у себя перед домом на лавочке целыми днями.
И только однажды, День Победы был, выпили мы с одним мужиком в возрасте из поселка, и он рассказал мне, что бабка эта лет пятнадцать назад своего деда зарубила топором и голову ему отрубила. И когда менты приехали, она сидела на той самой лавочке у себя перед домом, улыбалась, а отрубленную голову деда своего держала на коленях и всё гладила и разговаривала с ней.
Летом я часто живу на даче. А по соседству со мной участок принадлежит какой-то бабке, вроде сумасшедшей, но не буйной. Целыми днями сидит на лавочке у себя перед домом и бормочет что-то под нос так, что не разобрать.
Я как-то обратил внимание, когда мимо проходил, что она вроде гладит кого-то, кто на коленях сидит. Думал, кот. Присмотрелся, а нету никого, просто руки над коленями держит так, будто придерживает кого-то и одной рукой по воздуху гладит. Я тогда подумал, что, наверное, у нее был кот когда-то, вот она и привыкла и, когда задумывается, рука у неё привычные движения совершает, будто кот на коленях сидит. Ну как у Булгакова, когда Йешуа догадался, что у Пилата есть собака, когда тот во время головной боли делал движения, будто гладил её.
А однажды ночью, когда я спал на даче, вот что случилось. Просыпаюсь от того, что рука лежит на чем-то шерстистом, лежавшим у меня под боком. Ну я спросонья решил, что кот мой, погладил по привычке, но чувствую - шерсть слишком жесткая какая-то. И тут вспоминаю, что я на даче, а кот-то у меня в городе. Просыпаюсь, естественно, сразу же, но не дергаюсь, и быстро думаю - что делать. В голове тут же план созрел - быстро накрыть одеялом, что бы это ни было, и в окно выкинуть.
И только я первое движение сделал, как это что-то с кровати спрыгнуло и к двери метнулось. Я только краем глаза заметил силуэт, и что-то странное в движении его было. Я вскочил, дошел до двери, вижу, приоткрыта, и успокоился, решил, что просто дверь забыл закрыть вечером и какой-то кот забрел ко мне, а может, собачка чья-нибудь.
Возвращаюсь, прохожу мимо окна, и вдруг прямо за ним вижу лицо бабки с соседнего участка. Я еще никогда её такой не видел: волосы седые распущены, на ветру развеваются, глаза огромные, и прямо на меня смотрит. И так страшно мне стало, я от окна отпрыгнул назад, а она бросилась на свой участок огромными прыжками. Я еще долго успокоиться не мог, но лег и уснул, в конце концов. И уже когда засыпал, тут до меня дошло, что странного было в том убегающем коте или собаке, кто бы уж там ни был, - двигался он так, как будто бы не бежал, а катился по полу к двери.
Наутро проснулся, пошел за водой, прохожу мимо участка бабки, а она, как всегда, сидит на лавочке и под нос себе что-то бормочет, причесанная, тихая, как обычно. Я уж подумал, приснилось мне ночью, как она в безумном виде по участкам бегала. А поближе подхожу и слышу, как она произносит разборчиво совершенно и рукой, как всегда, гладит что-то невидимое у себя на коленях:
- Что же ты, зачем ночью бегать меня за собой заставил, а? Зачем к парню ночью залез, вон как напугал его!
Меня аж в дрожь бросило, я едва сдержался, чтобы на бег не перейти.
Стал потом справки об этой бабке наводить, никто толком ничего не знает, кроме того, что она лет десять в психушке провела, а с тех пор, как выпустили, все сидит у себя перед домом на лавочке целыми днями.
И только однажды, День Победы был, выпили мы с одним мужиком в возрасте из поселка, и он рассказал мне, что бабка эта лет пятнадцать назад своего деда зарубила топором и голову ему отрубила. И когда менты приехали, она сидела на той самой лавочке у себя перед домом, улыбалась, а отрубленную голову деда своего держала на коленях и всё гладила и разговаривала с ней.
Это переделка японской страшилки.
История случилась в 1997 году, когда я учился в седьмом классе, в не большом посёлке. Газопровода в этом посёлке не было и нет, а вот проблем с электричеством в то время хватало. Почти в каждой семье были такие маленькие газовые плиточки, которые работали на небольших баллончиках, что продавались в каждом магазине. И вот какой-то любознательный человек открыл для себя и рассказал всем, что если этот газ с баллончика употреблять не в плитку а в себя, то не хило торкает. Как водится в небольших селениях, что знает один - знают все. И вскоре большая часть подрастающего поколения посёлка подсела на этот, с виду безобидный, способ заторчать.
В тот день, в который всё и произошло, небольшая компашка, включая меня, как всегда на перемене собрались на перекур за углом школы. И вот пока курили, паренёк Сергей (учился на год старше), рассказывает как вчера прикольно попыхтели газком и что ему приглючилось. С его слов:
"Смотрю, вниз лестница появилась, там мужик стоит в костюме, в галстуке и говорит мне: "Сергей, что же ты там стоишь? Я тебе тут подарок приготовил, спускайся и я тебе его подарю".
Я его спрашиваю мол, чё ещё за подарок?
Он отвечает: "Завтра же праздник. Вот к празднику и подарок".
Я его спрашиваю: "Какой?", про праздник, а он подумал наверное, что про подарок спросил, и говорит: "Ну как тебе сказать какой? Хороший, такой, примерно с твой рост, спускайся и сам посмотришь." И всё, я пришёл в себя"
Мы поржали, повыдвигали версии о подарке, а Серёга сказал, что сегодня по-любому купит баллон и попробует опять, вдруг получится опять этого мужика увидеть, попробует посмотреть подарок.
Вечером этого дня до нас дошла дурная весть. Мать одного из нашей компании сказала, что Серёгу мёртвого нашли. Нашли общие друзья, на месте, где они частенько собирались "погазовать". Когда нашли он ещё хрипел, но ничего сделать не успели, в больницу его привезли уже мёртвого. Смерть наступила от отравления газом.
Сергея похоронили, а через некоторое время мы, вспоминая ту его историю за школой, неожиданно поняли, что это за подарок был.
Подарок с его рост - это гроб.
В тот день, в который всё и произошло, небольшая компашка, включая меня, как всегда на перемене собрались на перекур за углом школы. И вот пока курили, паренёк Сергей (учился на год старше), рассказывает как вчера прикольно попыхтели газком и что ему приглючилось. С его слов:
"Смотрю, вниз лестница появилась, там мужик стоит в костюме, в галстуке и говорит мне: "Сергей, что же ты там стоишь? Я тебе тут подарок приготовил, спускайся и я тебе его подарю".
Я его спрашиваю мол, чё ещё за подарок?
Он отвечает: "Завтра же праздник. Вот к празднику и подарок".
Я его спрашиваю: "Какой?", про праздник, а он подумал наверное, что про подарок спросил, и говорит: "Ну как тебе сказать какой? Хороший, такой, примерно с твой рост, спускайся и сам посмотришь." И всё, я пришёл в себя"
Мы поржали, повыдвигали версии о подарке, а Серёга сказал, что сегодня по-любому купит баллон и попробует опять, вдруг получится опять этого мужика увидеть, попробует посмотреть подарок.
Вечером этого дня до нас дошла дурная весть. Мать одного из нашей компании сказала, что Серёгу мёртвого нашли. Нашли общие друзья, на месте, где они частенько собирались "погазовать". Когда нашли он ещё хрипел, но ничего сделать не успели, в больницу его привезли уже мёртвого. Смерть наступила от отравления газом.
Сергея похоронили, а через некоторое время мы, вспоминая ту его историю за школой, неожиданно поняли, что это за подарок был.
Подарок с его рост - это гроб.
Мы с моей девушкой уже неделю живем далеко друг от друга, не то что в разных городах, в разных странах (я с предками переехал на ПМЖ за бугор). В силу этого общаемся посредством скайпа, Так вот - дом, который купили родители, не то чтобы старый, он переделан из какой-то древнего здания - стены крепкие, из каменных плит хй знает какого века. Болтали долго, глубоко за полночь. Я заснул, ноут естественно остался включенным, девушка свой выключать не стала - сказала, что хотела посмотреть как я сплю, типа прикольно. Скайп свернула и изредка посматривала, и вдруг из динамиков компа услышала странный звук - нечто среднее между шипением и шепотом. Сначала не могла понять - откуда? А потом развернула скайп, присмотрелась..и, блдь заорала так, что я проснулся. А увидела она вот что - полумрак, моя комната, спящий на диване я и темная полупрозрачная фигура, которая склонившись надо мной издавала те самые звуки... Когда она заорала, ЭТО обернулось и девушка узрела два глаза. Они были прозрачно-синего цвета. По её словам взгляд был таким, что она чуть не обмочилась от страха. Эта хйня взглянула на неё и скоренько так съблась в стену. Как раз в стену которой незнамо сколько лет. Ещё моя собака ночью съ*бывает спать из дома в гараж, и никакими уговорами её в дом не загнать. Такие дела....
Случилось это два года назад. Срок моей командировки подходил к концу, и я должен был отбыть домой, в Алапаевск. Купив билет, решил побродить по городу, так как у меня в запасе было еще три часа времени. На улице ко мне подошла женщина, которую я сразу же узнал. Это была моя первая жена, с которой я развелся 12 лет назад. Зина нисколько не изменилась, разве только лицо стало слишком бледным. Видимо, эта встреча и ее взволновала так же, как и меня. Любил я ее сильно, болезненно, из-за этого и развелся. Ревновал я свою жену ко всем, даже к ее матери. Стоило ей немного задержаться, как мое сердце начинало бешено колотиться и мне казалось, что я умираю. В конце концов, Зина ушла от меня, не выдержав моих каждодневных допросов: где была, с кем и почему. Однажды я пришел с работы с маленьким щеночком за пазухой, хотел порадовать жену забавным подарком, но в комнате никого не было, а на столе лежала записка. В записке жена написала, что уходит, хотя очень любит меня. Мои подозрения измучили ее, и она приняла решение расстаться. Зина просила у меня прощения и умоляла не искать ее…
И вот, после 12 лет разлуки я случайно встретил ее в городе, где находился по служебным делам. Мы долго с ней говорили, и я вспомнил, что могу опоздать на междугородний автобус. Наконец я решился сказать:
- Прости, но мне нужно идти, я уже опаздываю на свой рейс.
И тут Зина сказала:
- Саша, сделай мне, пожалуйста, одолжение. Я понимаю, что ты спешишь, но ради того, что было хорошего между нами, не отказывай мне в моей просьбе. Давай зайдем в одну контору, для меня это очень важно, а я одна туда идти не могу.
Естественно, я согласился, но сказал: «Только быстро!» Мы зашли в какое-то большое здание и довольно долго переходили из одного крыла в другое. Поднимались и опускались по лестницам, и мне тогда казалось, что на это ушло не больше 15 минут. Мимо нас проходили люди, причем все они были разных возрастов: от детей до глубоких стариков. В тот момент я не задумывался над тем, что могут делать в административном здании дети и старики. Все мои мысли были прикованы к Зине. В какой-то момент она вошла в дверь и закрыла ее за собой. Перед тем, как закрыть дверь, она посмотрела на меня так, будто прощалась, сказав:
- Как странно все-таки, я не могла быть ни с тобой, ни без тебя.
Я стоял у дверей и ждал, когда она выйдет. Мне хотелось спросить ее, что она имела в виду, произнося последнюю фразу. Но она не возвращалась. И тут я будто пришел в себя. Я совершенно четко осознал, что мне необходимо ехать, а я стою здесь и опаздываю на свой автобус! Оглянувшись по сторонам, я испугался. Здание, в котором я находился, было заброшенным строением. Вместо оконных проемов зияли дыры. Лестничных маршей не было вообще. Лежали доски, по которым я с большим трудом спустился вниз. На автобус я опоздал на целый час, и мне пришлось покупать новый билет на другой рейс. Когда я брал билет, сообщили, что автобус, на который я опоздал, перевернулся и слетел в реку. Никто из пассажиров не спасся. А через две недели я стоял у дверей своей бывшей тещи, которую разыскал через адресное бюро. Алевтина Марковна сообщила мне, что Зина умерла 11 лет назад, через год после нашего развода. Я не поверил ей, решив, что мать Зины опасается, что я снова буду преследовать ее дочь своей ревностью. На мою просьбу показать мне могилу моей бывшей жены моя теща, к моему удивлению, согласилась. Через пару часов я стоял у памятника, с которого мне улыбалась женщина, которую я любил всю жизнь и которая необъяснимым образом спасла мне её.
И вот, после 12 лет разлуки я случайно встретил ее в городе, где находился по служебным делам. Мы долго с ней говорили, и я вспомнил, что могу опоздать на междугородний автобус. Наконец я решился сказать:
- Прости, но мне нужно идти, я уже опаздываю на свой рейс.
И тут Зина сказала:
- Саша, сделай мне, пожалуйста, одолжение. Я понимаю, что ты спешишь, но ради того, что было хорошего между нами, не отказывай мне в моей просьбе. Давай зайдем в одну контору, для меня это очень важно, а я одна туда идти не могу.
Естественно, я согласился, но сказал: «Только быстро!» Мы зашли в какое-то большое здание и довольно долго переходили из одного крыла в другое. Поднимались и опускались по лестницам, и мне тогда казалось, что на это ушло не больше 15 минут. Мимо нас проходили люди, причем все они были разных возрастов: от детей до глубоких стариков. В тот момент я не задумывался над тем, что могут делать в административном здании дети и старики. Все мои мысли были прикованы к Зине. В какой-то момент она вошла в дверь и закрыла ее за собой. Перед тем, как закрыть дверь, она посмотрела на меня так, будто прощалась, сказав:
- Как странно все-таки, я не могла быть ни с тобой, ни без тебя.
Я стоял у дверей и ждал, когда она выйдет. Мне хотелось спросить ее, что она имела в виду, произнося последнюю фразу. Но она не возвращалась. И тут я будто пришел в себя. Я совершенно четко осознал, что мне необходимо ехать, а я стою здесь и опаздываю на свой автобус! Оглянувшись по сторонам, я испугался. Здание, в котором я находился, было заброшенным строением. Вместо оконных проемов зияли дыры. Лестничных маршей не было вообще. Лежали доски, по которым я с большим трудом спустился вниз. На автобус я опоздал на целый час, и мне пришлось покупать новый билет на другой рейс. Когда я брал билет, сообщили, что автобус, на который я опоздал, перевернулся и слетел в реку. Никто из пассажиров не спасся. А через две недели я стоял у дверей своей бывшей тещи, которую разыскал через адресное бюро. Алевтина Марковна сообщила мне, что Зина умерла 11 лет назад, через год после нашего развода. Я не поверил ей, решив, что мать Зины опасается, что я снова буду преследовать ее дочь своей ревностью. На мою просьбу показать мне могилу моей бывшей жены моя теща, к моему удивлению, согласилась. Через пару часов я стоял у памятника, с которого мне улыбалась женщина, которую я любил всю жизнь и которая необъяснимым образом спасла мне её.
Одна семейная пара решила позволить себе отдохнуть вечерок и отправиться развлекаться в город. Они позвонили знакомой девушке, которая уже не раз сидела с их детьми. Когда девушка приехала, двое детей уже спали в своих кроватках. Так что ей нужно было просто сидеть дома и следить, чтобы с детьми ничего не случилось. Вскоре ей стало скучно, и она решила посмотреть телевизор, но внизу не было кабельного, поскольку родители не хотели, чтобы дети смотрели всякий мусор. Девушка позвонила родителям и попросила разрешения посмотреть телевизор в их комнате. Они, естественно, согласились, но у нее была еще одна просьба: она попросила разрешения закрыть чем-нибудь статую ангела за окном спальни, или хотя бы закрыть шторы, потому что статуя ее почему-то нервировала. На секунду в трубке было тихо, а затем отец, который говорил с девушкой, сказал: «Забирай детей и бегом из дома. Мы позвоним в полицию. У нас нет никакой статуи ангела».
Полиция нашла всех троих мертвыми через десять минут после звонка. Статую ангела так и не нашли.
И этой статуей был Альберт Энштейн
Полиция нашла всех троих мертвыми через десять минут после звонка. Статую ангела так и не нашли.
И этой статуей был Альберт Энштейн
Вот Эйнштейн так сука!
А я когда читал, представил такое. Я совсем наркоман, или вы?
Приём гостей- это страшная мистическая игра. Цель игры в том, чтобы вызвать трех призраков.
Чтобы поиграть в приём гостей, вам понадобится три спички, часы, ручка или карандаш, и лист бумаги. Вы должны находиться в одиночестве.
Внимание: Мы советуем Вам не играть в эту игру, так как это может повлечь очень нежелательные последствия.
Подготовка: Выберите одну комнату в вашем доме. Это должна быть маленькая комната без окон. Это может быть туалет, ванна, чулан или что-то похожее. Это комната для приёма гостей.
Если у вас в доме нет комнаты без окон, можно использовать комнату с окнами, но окна, в любом случае, должны быть плотно блокированы. Никакой свет не должен проникать в комнату.
Шаг 1: Выключите все источники шума: телефоны, телевизоры, компьютеры, электрические устройства и т.д.
Шаг 2: Дождитесь наступления темноты. Выключите в доме весь свет, за исключением комнаты для приёма гостей. В ней свет пусть горит. Если в этой комнате нет источника света, можно использовать свечу или фонарик. Оставьте в комнате для гостей ручку, листок и часы.
Шаг 3: Теперь игра начинается. Уйдите в самое удалённое от комнаты для приёма гостей место в доме. Затем, переходя из комнаты в комнату, вернитесь в комнату для гостей. В каждой комнате останавливайтесь, и произносите: “Скоро я буду готов”.
Шаг 4: Когда зайдёте в комнату для гостей, поднимите листок бумаги, и напишите следующе:
“Вы приглашены на встречу, организованную (вписать свое имя). Встреча состоится ( вписать текущее время). Приведите друзей”.
Положите лист бумаги на полу в центре комнаты.
Шаг 5: Встаньте в дверном проеме, лицом к комнате для гостей и произнесите: “Я готов. Вы можете зайти”.
Шаг 6: Погасите свет, развернитесь и выйдите из комнаты. Встаньте за дверью, спиной к комнате для гостей.
Шаг 7: Достаньте три спички, и держите их в руках. Вслух сосчитайте от одного до десяти. На десяти, зажгите первую спичку.
Если спичка зажжётся с первого удара, скажите вслух: “Я рад вас видеть. Спасибо, что пришли”.
Если спичка не зажглась с первого удара, бросьте её, и немедленно переходите к следующему шагу.
Шаг 8: Зажгите вторую спичку. Если спичка зажглась с первого удара, скажите вслух: “Я рад вас видеть. Спасибо, что пришли”.
Если спичка не зажглась с первого удара, бросьте её, и немедленно переходите к следующему шагу.
Шаг 9: Зажгите третью спичку. Если спичка зажглась с первого удара, скажите вслух: “Я рад вас видеть. Спасибо, что пришли”.
Если спичка не зажглась с первого удара, это очень плохо. Это означает, что у вас непрошенные гости. Не оборачивайтесь. Немедленно бегите к ближайшему источнику света (но только не в комнату для приёма гостей), и включайте свет. Вечеринка закончена.
Шаг 10: Если спичка зажжётся, нужно стоять очень тихо, и внимательно слушать. Вы услышите слабый голос или шепот за спиной. Не оборачивайтесь.
Чтобы завершить игру, скажите вслух: “Спасибо, что пришли. До свидания”. Затем идите до ближайшего источника света, и включите свет. Игра окончена. Ваши гости ушли.
Не оборачивайтесь, и не смотрите назад во время игры.
Ну что,кто рискнет сыграть?
Чтобы поиграть в приём гостей, вам понадобится три спички, часы, ручка или карандаш, и лист бумаги. Вы должны находиться в одиночестве.
Внимание: Мы советуем Вам не играть в эту игру, так как это может повлечь очень нежелательные последствия.
Подготовка: Выберите одну комнату в вашем доме. Это должна быть маленькая комната без окон. Это может быть туалет, ванна, чулан или что-то похожее. Это комната для приёма гостей.
Если у вас в доме нет комнаты без окон, можно использовать комнату с окнами, но окна, в любом случае, должны быть плотно блокированы. Никакой свет не должен проникать в комнату.
Шаг 1: Выключите все источники шума: телефоны, телевизоры, компьютеры, электрические устройства и т.д.
Шаг 2: Дождитесь наступления темноты. Выключите в доме весь свет, за исключением комнаты для приёма гостей. В ней свет пусть горит. Если в этой комнате нет источника света, можно использовать свечу или фонарик. Оставьте в комнате для гостей ручку, листок и часы.
Шаг 3: Теперь игра начинается. Уйдите в самое удалённое от комнаты для приёма гостей место в доме. Затем, переходя из комнаты в комнату, вернитесь в комнату для гостей. В каждой комнате останавливайтесь, и произносите: “Скоро я буду готов”.
Шаг 4: Когда зайдёте в комнату для гостей, поднимите листок бумаги, и напишите следующе:
“Вы приглашены на встречу, организованную (вписать свое имя). Встреча состоится ( вписать текущее время). Приведите друзей”.
Положите лист бумаги на полу в центре комнаты.
Шаг 5: Встаньте в дверном проеме, лицом к комнате для гостей и произнесите: “Я готов. Вы можете зайти”.
Шаг 6: Погасите свет, развернитесь и выйдите из комнаты. Встаньте за дверью, спиной к комнате для гостей.
Шаг 7: Достаньте три спички, и держите их в руках. Вслух сосчитайте от одного до десяти. На десяти, зажгите первую спичку.
Если спичка зажжётся с первого удара, скажите вслух: “Я рад вас видеть. Спасибо, что пришли”.
Если спичка не зажглась с первого удара, бросьте её, и немедленно переходите к следующему шагу.
Шаг 8: Зажгите вторую спичку. Если спичка зажглась с первого удара, скажите вслух: “Я рад вас видеть. Спасибо, что пришли”.
Если спичка не зажглась с первого удара, бросьте её, и немедленно переходите к следующему шагу.
Шаг 9: Зажгите третью спичку. Если спичка зажглась с первого удара, скажите вслух: “Я рад вас видеть. Спасибо, что пришли”.
Если спичка не зажглась с первого удара, это очень плохо. Это означает, что у вас непрошенные гости. Не оборачивайтесь. Немедленно бегите к ближайшему источнику света (но только не в комнату для приёма гостей), и включайте свет. Вечеринка закончена.
Шаг 10: Если спичка зажжётся, нужно стоять очень тихо, и внимательно слушать. Вы услышите слабый голос или шепот за спиной. Не оборачивайтесь.
Чтобы завершить игру, скажите вслух: “Спасибо, что пришли. До свидания”. Затем идите до ближайшего источника света, и включите свет. Игра окончена. Ваши гости ушли.
Не оборачивайтесь, и не смотрите назад во время игры.
Ну что,кто рискнет сыграть?
> Смотреть я не стал, обосрался и медленно пошёл по своим делам.
Вся суть русни.
Хохол плиз!
и я
Самым кровавым маньяком в истории человечества была женщина! Убийства приносили ей неимоверные наслаждения, сродни эротическому экстазу.
Эта женщина собственноручно извела несколько сот человек и попала в книгу рекордов Гиннеса как «Самый массовый серийный убийца».
Это графиня Елизавета Батори (1560-1614).
Нельзя не отметить завидное родство кровавой графини – одним из ее дальних предков был валашский правитель Влад III, любивший сажать на кол всех подряд, за что и получил прозвище Цепеш – Колосажатель. Хотя во всем мире он известен под другим именем – Дракула. И кто после этого будет утверждать, что гены не играют роли в становлении личности?
Сам род Батори отличался обилием кровосмесительных браков, а девочка с детства страдала эпилепсией и была неуравновешенной, при этом она отличалась умом, свободно владела тремя языками и была одной из самых образованных невест Венгрии.
Еще ребенком Елизавета, войдя в раж, могла избить провинившуюся служанку до полусмерти.
Когда любознательная Елизавета немного подросла, решила попробовать, «как это бывает у взрослых».
В 14 лет она родила сына от лакея.
Следствия и последствия (лакей и ребенок) исчезли без следа, а обесчещенную Елизавету поспешили выдать замуж за генерала Ференца, отличавшегося особой жестокостью при казни пленных.
Генеральша с первых же дней супружеской жизни принялась истязать своих служанок, причем для пыток выбирала только молодых девушек. Возможно, она завидовала их красоте, но некоторые исследователи прямо указывают на то, что она была нетрадиционной сексуальной ориентации.
Елизавета, как в плохом ужастике, вгоняла гвозди под ногти, иглы в губы и в грудь. Летом обнаженную девушку могли намазать медом и бросить на съедение муравьям.
Хотя ее муж Ференц и был душегубом, но даже он поначалу пытался сдерживать свою супругу. Правда, в конце концов, молодая садистка нашла с генералом взаимопонимание, и они стали участвовать в пытках совместно, это распаляло их страсть. Такая радикальная приправа к пресному супружескому сексу.
КОСМЕТИКА? ТОЛЬКО НАТУРАЛЬНЫЕ СРЕДСТВА!
Однажды Елизавета рассердилась на свою служанку и ударила ее по лицу. Из разбитого носа девушки хлынула кровь и попала графине на кожу. Через некоторое время ей показалось, что кожа в этом месте омолодилась. С того дня графиня решила, что кровь – лучшее косметическое средство, и регулярно принимала ванны из крови убитых молодых девушек.
Для этого пришлось придумать новое орудие пыток.
В подвале ее замка над роковой ванной на цепях подвесили цилиндрическую клетку с шипами внутрь – «железную деву». Туда помещалась обнаженная жертва, помощница графини шпыняла ее раскаленной кочергой. Пытаясь увернуться от кочерги, бедная девушка бросалась на шипы, вонзавшиеся в ее тело. Кровь из такой «соковыжималки» текла рекой прямо в ванну, в которой потом «омолаживалась» графиня.
А МЫ ЭТО ЗАПИШЕМ!
Со своего первого совершенного убийства Елизавета начала вести дневник, куда следующие 35 лет методично заносила каждую свою жертву. Правда, не было ни имен, ни фамилий, только скупое число и описание: «№124, коротышка», «№381, белобрысая» и так далее.
В 1602 году ее горячо любимый муж умер, и не осталось ничего, что могло сдерживать графиню в ее зверствах. Старые способы изуверств пресытили графиню Елизавету. Ее садистские наклонности жаждали чего-нибудь "эдакого".
Молодых крестьянок прижигали свечами и раскаленным железом, вонзали длинные железные иглы…
Одна из верных служанок Елизаветы придумала новое увлечение: они выгоняли обнаженных девушек на мороз, обливали холодной водой и оставляли умирать в виде заледеневших статуй.
Число жертв росло, это стало привлекать внимание. Доводы о естественной смерти уже не вызывали доверия. Слухи о тайных погребениях дошли до духовенства, но священники молчали, уступая богатству и связям кровавой графини.
Тем временем Елизавета металась в поисках средства, которое продлит ее молодость. Одна «колдунья» на жалобы графини о том, что кровь больше не помогает чувствовать себя молодой, дала дельный совет: «Так они ж холопки, а тебе нужна кровь знатных девиц. Найди таких, и дело сразу пойдет на лад».
Зимой в замке Елизаветы открылись «завершающие курсы знатных манер», на которые были приглашены 25 девушек. Стоит ли говорить, что их ожидала мученическая смерть?
Такое стерпеть уже не могли. Судебный процесс длился всего 5 дней – улик было предостаточно. По материалам следствия, Елизавета со своими подручными убила 650 человек.
Елизавету приговорили к пожизненному заключению – в графском замке появилась бригада каменщиков, и графиню замуровали в одной из комнат, оставив лишь небольшое окошечко для передачи пищи. В своей темнице Елизавета Батори прожила три с половиной года. В 1614 году один из тюремщиков принес ей хлеба и воды, но, заглянув в окошко, увидел на полу бездыханное тело.
Что интересно, свое заключение графиня сносила с поразительным безразличием – ни на что не жаловалась, ничего не просила. Наверное, довольствовалась воспоминаниями – благо, ей было что вспомнить.
Эта женщина собственноручно извела несколько сот человек и попала в книгу рекордов Гиннеса как «Самый массовый серийный убийца».
Это графиня Елизавета Батори (1560-1614).
Нельзя не отметить завидное родство кровавой графини – одним из ее дальних предков был валашский правитель Влад III, любивший сажать на кол всех подряд, за что и получил прозвище Цепеш – Колосажатель. Хотя во всем мире он известен под другим именем – Дракула. И кто после этого будет утверждать, что гены не играют роли в становлении личности?
Сам род Батори отличался обилием кровосмесительных браков, а девочка с детства страдала эпилепсией и была неуравновешенной, при этом она отличалась умом, свободно владела тремя языками и была одной из самых образованных невест Венгрии.
Еще ребенком Елизавета, войдя в раж, могла избить провинившуюся служанку до полусмерти.
Когда любознательная Елизавета немного подросла, решила попробовать, «как это бывает у взрослых».
В 14 лет она родила сына от лакея.
Следствия и последствия (лакей и ребенок) исчезли без следа, а обесчещенную Елизавету поспешили выдать замуж за генерала Ференца, отличавшегося особой жестокостью при казни пленных.
Генеральша с первых же дней супружеской жизни принялась истязать своих служанок, причем для пыток выбирала только молодых девушек. Возможно, она завидовала их красоте, но некоторые исследователи прямо указывают на то, что она была нетрадиционной сексуальной ориентации.
Елизавета, как в плохом ужастике, вгоняла гвозди под ногти, иглы в губы и в грудь. Летом обнаженную девушку могли намазать медом и бросить на съедение муравьям.
Хотя ее муж Ференц и был душегубом, но даже он поначалу пытался сдерживать свою супругу. Правда, в конце концов, молодая садистка нашла с генералом взаимопонимание, и они стали участвовать в пытках совместно, это распаляло их страсть. Такая радикальная приправа к пресному супружескому сексу.
КОСМЕТИКА? ТОЛЬКО НАТУРАЛЬНЫЕ СРЕДСТВА!
Однажды Елизавета рассердилась на свою служанку и ударила ее по лицу. Из разбитого носа девушки хлынула кровь и попала графине на кожу. Через некоторое время ей показалось, что кожа в этом месте омолодилась. С того дня графиня решила, что кровь – лучшее косметическое средство, и регулярно принимала ванны из крови убитых молодых девушек.
Для этого пришлось придумать новое орудие пыток.
В подвале ее замка над роковой ванной на цепях подвесили цилиндрическую клетку с шипами внутрь – «железную деву». Туда помещалась обнаженная жертва, помощница графини шпыняла ее раскаленной кочергой. Пытаясь увернуться от кочерги, бедная девушка бросалась на шипы, вонзавшиеся в ее тело. Кровь из такой «соковыжималки» текла рекой прямо в ванну, в которой потом «омолаживалась» графиня.
А МЫ ЭТО ЗАПИШЕМ!
Со своего первого совершенного убийства Елизавета начала вести дневник, куда следующие 35 лет методично заносила каждую свою жертву. Правда, не было ни имен, ни фамилий, только скупое число и описание: «№124, коротышка», «№381, белобрысая» и так далее.
В 1602 году ее горячо любимый муж умер, и не осталось ничего, что могло сдерживать графиню в ее зверствах. Старые способы изуверств пресытили графиню Елизавету. Ее садистские наклонности жаждали чего-нибудь "эдакого".
Молодых крестьянок прижигали свечами и раскаленным железом, вонзали длинные железные иглы…
Одна из верных служанок Елизаветы придумала новое увлечение: они выгоняли обнаженных девушек на мороз, обливали холодной водой и оставляли умирать в виде заледеневших статуй.
Число жертв росло, это стало привлекать внимание. Доводы о естественной смерти уже не вызывали доверия. Слухи о тайных погребениях дошли до духовенства, но священники молчали, уступая богатству и связям кровавой графини.
Тем временем Елизавета металась в поисках средства, которое продлит ее молодость. Одна «колдунья» на жалобы графини о том, что кровь больше не помогает чувствовать себя молодой, дала дельный совет: «Так они ж холопки, а тебе нужна кровь знатных девиц. Найди таких, и дело сразу пойдет на лад».
Зимой в замке Елизаветы открылись «завершающие курсы знатных манер», на которые были приглашены 25 девушек. Стоит ли говорить, что их ожидала мученическая смерть?
Такое стерпеть уже не могли. Судебный процесс длился всего 5 дней – улик было предостаточно. По материалам следствия, Елизавета со своими подручными убила 650 человек.
Елизавету приговорили к пожизненному заключению – в графском замке появилась бригада каменщиков, и графиню замуровали в одной из комнат, оставив лишь небольшое окошечко для передачи пищи. В своей темнице Елизавета Батори прожила три с половиной года. В 1614 году один из тюремщиков принес ей хлеба и воды, но, заглянув в окошко, увидел на полу бездыханное тело.
Что интересно, свое заключение графиня сносила с поразительным безразличием – ни на что не жаловалась, ничего не просила. Наверное, довольствовалась воспоминаниями – благо, ей было что вспомнить.
Ну и чё ебать? А куда труп первого гоши дели, раз могила освободилась? Чёт хуйня какая-то для хуисосин.
ЭТО ПОХОДУ РЕАЛЬНО ОНО
Однажды аноним зашел на двач, в бэ был оп-пост в котором некто призывал к убийству этого анонима. Аноним поставил сажу и ушел вк смотреть паблики, а утром его нашли мертвы
вк?
Вообще нихуя не понятно, что блядь, под каким углом. Говно ебаное.
Шедевральный тред. Каждую пасту читаю взахлеб. Ну же, аноны, не останавливайтесь, прошу.
Ну это вообще пиздец говнина. Трешак для даунов.
Пиздоглазый не может в чтение. огда всех скормил, он сам кинулся ему в "пасть".
> Мы — это я и ещё шестеро моих камрадов
Дим Юрич, уже лысина, а как был долбоёбом, так и остался.
А у нас под Окном обдолбыши вчера Голые бегали друг за другом с Урной от киоска один был, еще два с голыми руками, по крикам еще тян была или школьник (но уже из окна не видно). Бегали, какого-то Сатану призывали. Орали на весь квартал нечленораздельное. Потом побежали к коробке и оттуда орали, возможно подожгли чего-то. Минут через десять проехало джва бобика и крики прекратились.
Не крипота, зато жизнено. Сука, вот НАХУЙ В ТРИ ЧАСА НОЧИ ГОЛЫМ С УРОНОЙ ПО УЛИЦЕ ШАСТАТЬ И ОРАТЬ Х/З ЧЕГО.
Рассчитывая, что не влезет.
Тоже параша. Что блядь этот следователь там услышал, куда он ходил? Если есть типа черновик протокола, значит подобный случай типа был, хуй знает чё. Говно ебаное.
Ну это просто параша пиздец.
Ну и как она позвала? В чём блядь суть нахуй? Она тоже хотела чтобы его машина сбила вместе с ней с у неё голос прорезался? Пиздоооос.
Вот этой хуйни тоже не понял. Типа дед этот умер, а потом он же и пришёл за своими вещами? А куда его "тело" делось? Что это за НЕХ была? Говно блядь сука.
Наркоманы шмаль курят, смеются. Соседи вызывают полицию, мол хуль там тряпками палеными пахнет и смех стоит.
Приезжает полиция, звонит в дверь
- Здравствуйте, это Сержант %сержант's нэйм%, соседи на вас жалуются, говорят, что тряпками палеными пахнет, смех стоит. Чем это вы тут занимаетесь?
- Как чем, товарищ сержант, тряпки жжем, смеемся.
Двайте ещё годный паст, суки.
Заходит мужик в магазин.
Надел шляпу
а она ему НЕ КАК РАЗ
За последние два года я ни разу не уходил в отпуск. Работал, за редким исключением, 7 дней в неделю.
Ударился в работу после расставания с тян, проще говоря заменил одно другим.
С друзьями поддерживаю отношения, даже встречаемся часто, несмотря на мой график.
Но вот что я стал замечать с собой последний год: я не могу спокойно спать, если не включаю фоном какой либо ролик/кинцо. Если я засыпаю наедине со своими мыслями, мне 100% снится кошмар.
За свою юность я переиграл в кучу игр, что в конечном счете вылилось в утрате чувства реальности, и мне все кажется виртуальным, ненастоящим. Только лишь в компании с кем то я чувствую реальность вокруг себя.
То самое отсутствие чувства реальности меня спасает во время моих кошмаров. Так как находясь в критической ситуации я на полном серьезе задаю себе вопрос "А не сон ли это". Во снах после такого приема я обычно моментально просыпаюсь.
Так вот, неделю назад отдал я свой планшет, с которого смотрелись ролики, и уже в первую ночь я вскочил с кровати, так как мне казалось, что у меня вся кровать в насекомых. Самое смешное, что я их не боюсь совсем, но спать с ними мерзко.
Вторую ночь я накачался пивом, и отрубился без проблем.
Следующая ночь прошла очень ужасно. Я долго не мог заснуть, сражаясь со своими мыслями. Да и потом знаете бывает такая "давящая" тишина, что аж уши закладывает. Каждый звук посторонний словно удар в барабан.
Тогда то я и стал слышать медленные шаги на кухне (живу в однушке).
Живу я, кстати, в новостройке, и до меня никого не было. Поэтому различные приведения сразу отсеиваются.
Заснул я в третью ночь только под утро. Весь следующий рабочий день я был никакой просто.
На четвертую ночь я сидел за пекой и листал нулевую, и уже лег головой на стол, засыпая под жжужание кулера, как вдруг форточка на кухне резко захлопнулась. Меня это не потревожило, так как я все же скептически отношусь к этому. Спустя минуту возникло такое чувство, словно кто то по плечам ударил руками (как когда вас пугают), это меня и заставило вскочить. В квартире было пусто и тихо.
А во сне меня вновь терзали все мои переживания и страхи.
По сюжету меня держали в плену, и собирались убивать, но лица своего убийцы я не видел.
Проснулся лишь когда я спросил себя: "А не сон ли это?"
Пятая ночь была самой адовой: шаги по кухне, словно там реальный человек был. Звуки стучащих ногтей по холодильнику. Я даже поставил свой телефон со скайпом на кухне и смотрел за обстановкой, лол. Но никого не было видно.
Я подумал "Да ну в пизду", оделся и вышел на улицу. Заснул в своей машине под радио.
И вот мне наконец вернули моего спасителя - планшет.
Теперь я боюсь спать без него.
Раньше сны были с таким закрученным сюжетом, с такими действиями. На смену им пришли кошмары.
Лучше я не будут видеть снов, чем буду видеть кошмары.
Тру стори.
Ударился в работу после расставания с тян, проще говоря заменил одно другим.
С друзьями поддерживаю отношения, даже встречаемся часто, несмотря на мой график.
Но вот что я стал замечать с собой последний год: я не могу спокойно спать, если не включаю фоном какой либо ролик/кинцо. Если я засыпаю наедине со своими мыслями, мне 100% снится кошмар.
За свою юность я переиграл в кучу игр, что в конечном счете вылилось в утрате чувства реальности, и мне все кажется виртуальным, ненастоящим. Только лишь в компании с кем то я чувствую реальность вокруг себя.
То самое отсутствие чувства реальности меня спасает во время моих кошмаров. Так как находясь в критической ситуации я на полном серьезе задаю себе вопрос "А не сон ли это". Во снах после такого приема я обычно моментально просыпаюсь.
Так вот, неделю назад отдал я свой планшет, с которого смотрелись ролики, и уже в первую ночь я вскочил с кровати, так как мне казалось, что у меня вся кровать в насекомых. Самое смешное, что я их не боюсь совсем, но спать с ними мерзко.
Вторую ночь я накачался пивом, и отрубился без проблем.
Следующая ночь прошла очень ужасно. Я долго не мог заснуть, сражаясь со своими мыслями. Да и потом знаете бывает такая "давящая" тишина, что аж уши закладывает. Каждый звук посторонний словно удар в барабан.
Тогда то я и стал слышать медленные шаги на кухне (живу в однушке).
Живу я, кстати, в новостройке, и до меня никого не было. Поэтому различные приведения сразу отсеиваются.
Заснул я в третью ночь только под утро. Весь следующий рабочий день я был никакой просто.
На четвертую ночь я сидел за пекой и листал нулевую, и уже лег головой на стол, засыпая под жжужание кулера, как вдруг форточка на кухне резко захлопнулась. Меня это не потревожило, так как я все же скептически отношусь к этому. Спустя минуту возникло такое чувство, словно кто то по плечам ударил руками (как когда вас пугают), это меня и заставило вскочить. В квартире было пусто и тихо.
А во сне меня вновь терзали все мои переживания и страхи.
По сюжету меня держали в плену, и собирались убивать, но лица своего убийцы я не видел.
Проснулся лишь когда я спросил себя: "А не сон ли это?"
Пятая ночь была самой адовой: шаги по кухне, словно там реальный человек был. Звуки стучащих ногтей по холодильнику. Я даже поставил свой телефон со скайпом на кухне и смотрел за обстановкой, лол. Но никого не было видно.
Я подумал "Да ну в пизду", оделся и вышел на улицу. Заснул в своей машине под радио.
И вот мне наконец вернули моего спасителя - планшет.
Теперь я боюсь спать без него.
Раньше сны были с таким закрученным сюжетом, с такими действиями. На смену им пришли кошмары.
Лучше я не будут видеть снов, чем буду видеть кошмары.
Тру стори.
bump
Недавно по совету отсюда прочитал "Ритуал" Нэвилла про четверых ебланов, заблудившихся в лесу. Первая часть неплоха.
Кстати закачал себе как то раз аудиокнижку с ужастиками на флешку и поехал за 1к км от дома.
В дороге решил послушать.
Хуевая идея тащемта.
Бамп
>попросила разрешения закрыть чем-нибудь статую ангела за окном спальни
Сириузли?
>Не особо помогает. Проводная мышь - гораздо более древний и действенный оберег. Вообще самый первый оберег. Однажды в конце ХХ века тогда ещё полностью органический человек создал примитивное устройство с двумя кнопками, подключаемое к системному блоку с помощью тонкого провода. Так родился первый универсальный манипулятор и удобнейшее устройство ввода-вывода. Разумный набор органических соединений, воткнув провод мыши в ПеКа, стал человеком. Мышь всегда следовала за человеком. Первая мышь была самой малой вещью, что универсальна для любого электронного устройства и вещью, помогавшей управлять Компьютером. Человек делал мышь всё совершенней и мышь совершенствовала человека. Мышь позволяла проводить любые манипуляции с интерфейсом, операции с файлами, помогала в играх. И все, что создавала мышь, было её продолжением. Редактируя файл, она творила 3Д-модель, простейший рисунок, копировала, вставляла, удаляла. Мышь - это мать человека, это дочь человека, это сестра-близнец человека. Она убивает НПС, что ненавидит человек, она контролирует игрового персонажа, она помогает выжить в шутере, и творит для человека то, что человек хочет сотворить. И, пока не погорит последний ЮСБ-разъём, человек будет человеком. Органика, подключив манипулятор к Компьютеру, обрела первый сакральный символ. Мышь была самой дорогой вещью для человека. Она породил все поверия, ритуалы, драйверы, игры. Драйвер ЮСБ-порта, , Экранная Клавиатура, Разер Синапс - порождены простейшим двухкнопочным манипулятором. Мышь - древнейший из оберегов человека.
-----------------
Блядь, заебался переписывать. Продолжите сами, если охота.
Не особо помогает. Хуй - гораздо более древний и действенный оберег. Вообще самый первый оберег.
Однажды, далекий предок человека сунул свой любимый хуй в руку и получил еще более твердый хуй. Так родился первый хуй и первый рукотворный инструмент человека. Прямоходящая обезьяна, воздев к солнцу Первый Хуй, стала человеком. Хуй всегда следовал за человеком. Он был самой малой вещью, что можно нести с собой и вещью, помогавшей выживать. Человек делал хуй все совершенней и хуй совершенствовал человека. Хуй помогал создавать других людей, спасал от спермотоксикоза, помогал убивать. И все, что создал хуй, было его продолжением. Вонзаясь в пизду, он творил мужиков, баб, детей, дом, семью. Хуй - это отец человека, это сын человека, это брат-близнец человека. Он убивает, что ненавидит человек, он защищает, что дорого человеку, он кормит человека тем, что человек хочет взять, он творит для человека то, что человек хочет сотворить. И, пока не переломлен последний хуй, человек будет человеком.
Прямоходящая обезьяна, воздев к солнцу первый хуй, обрела первый сакральный символ. Хуй был самой дорогой вещью для человека. Он породил все поверия, ритуалы, символы, книги. Книга Мертвых, Веды, Библия - порождены надроченным куском плоти.
Хуй - древнейший из оберегов человека. Древний человек не делал разницы между той бабой, которого он может увидеть и той, кто ходит далеко за освещаемым кругом у костра: он был готов был поразить любую из них хуйцом. И те, кто ходил за пределом освещаемого костром круга, научились бояться человека и его эрегированное отражение. Может быть, поэтому человек живёт и сейчас, а не сгинул во мраке первобытной ночи, когда тьма сжимает голодные объятия вокруг кучки обнаглевших разумных зверят, что смеют бросать ей вызов.
В историческое время, люди, забыв суть хуя и обратив свою веру к выдуманным богам, всё ещё чувствовали силу хуя. Кузнецы почитались наравне с волхвами, а волхвы во всех своих ритуалах использовали хуй.
Сегодня люди забыли, что такое хуй. Для большинства цивилизованных людей, он - безликий вибратор из стали и пластика, который всегда не вовремя оказывается с севшими батарейками. Но более простые народы, всё ещё помнят.
И, если ты всё ещё боишься того, что ходит во тьме за освещённым кругом, то приобрети себе хороший хуй, посмотри в отражение на его залупе и увидь в нём себя. И ту обезьяну, что когда-то взяла хуй и стала человеком, бросив вызов всей тьме этого мира.
Вы может будете смеяться, но мне эта история не показалась глупой. В детстве я часто ходил с друзьями по всяким заброшенным местам и в одном видел подобное. Это были огромные бетонные плиты, метра по четыре высотой, сложенные в виде короба. Три стены и крыша. Внутри был потухший костер, разбитая трехлитровая банка и шкура козла, наверное. Самое странное, что от пола по одной из стен шли отпечатки ладоней, следы были черные, видимо от золы. Но страшнее всего, что они продолжались до самого потолка, и на его середине обрывались. Потом что-то произошло, не помню уже. То ли звук, то ли тень мелькнула, но мы все разом побежали. Не понимаю почему, мы со всех ног убегали из того места.
Да это Гречневый Мужик, он просто ждет своего друга, Пасечника.
это из Доктора Кто
> звонили в милицию
Дела хохлов шерифа не волнуют.
Окей, анон, так вот в тред врывается самая настоящая кулстори от самого настоящего путевого обходчика из совка. Ну так вот анон, ночью в метро народу довольно много, так что байки о сожранных ночью бомжах пиздеж и провокация, как по мне. На ночь снимают напряжение с рельс и в метро спускаются рабочие и обходчики путей. Мой дед был как раз таким обходчиком, мы с ним общались очень хорошо, жили рядом, часто ходили на речку рыбачить, а он мне запиливал кулстори и байки про метро в процессе. Так вот, суть работы путевого обходчика- по ночам идти по тоннелю и светить фонариком на рельсы, проверять нет ли поломок, какой-нибудь хуйни на рельсах и всё такое. Если чё-то есть то убрать, а если сам не можешь исправить, то вызывать рабочих, чтобы чинили. Работа сама по себе кирпичная анон, не так ли? Идти в тёмном тоннеле одному с ебаным фонариком и доказывать самому себе, что ты гражданин совка и бояться неведомой ебаной хуйни тебе негоже, а если что, то доблестная милиция сбережет. Ну так вот проработав там несколько лет, однажды дед, уже привычной к этому всему делу, шёл по тоннелю, машинально осматривал рельсы, шел он тогда от станции Перово до Новогиреево и дальше должен был пиздовать в депо, отчитываться. Ну суть в том, что шёл он шёл, и внезапно перед собой увидел такую картину перед ним была как-будто паутина из ржавчины, присмотрелся он и понял, что это арматура, ржавая и старая и скрученная в такую постройку. Ну тут он малясь прихуел, каким это образом могла в несколько часов появиться эта хрень. Естественно, он порядком высрал кирпичей, но Перово было уже далеко, до Новогиреево было куда ближе, поэтому не стал возвращаться, чтобы сообщить, а решил сделать это уже в Новогиреево. Дальше, анон, он совсем помрачнел, когда рассказывал это, а ведь веселейший человек, бабник, так сказать. Последней его жене было 27 (в его то 54). Ну так вот он наткнулся на такую же постройку, только она была оплетена кишками и как будто дышала, двигалась, и как он ни светил фонариком дальше в тоннель, там не было видно ровным счётом нихера, как будто стена из темноты, а оттуда раздавались какие-то шорохи, всхлипы, мольбы (так дед описывал). Так вот, анон, кирпичей он высрал горы, перегородив тоннель окончательно и рванул в обратную сторону к Перово, добежав кое-как вызвал по местрой связи диспетчера и рассказал обо всёй этой хератени, его вызвали в кабинет, попросили еще раз всё повторить, заставили расписаться на бумажке о неразглашении и отпустили домой, дав почти недельный отгул. Вот такая кулстори, дорогой анон, вот и думай что там за хуйня творится по ночам, подобных кулстори о деде и его коллегах по той работе over 9000, в следующих криппи-тредах запиливать буду уже.
Боян пздц.
Бамп. Пилите скоро ночной, вбрасывайте ещё паст.
Не тонем нах. Уже вечер. Давай анончик, жги.
Бамп
И ещё один.
Бамп
Хуямп.
Ну же, самое время.
Последний бамп
Пойду покекаю в углу
Один мальчик любил покекать в углу. И вот однажды, кекая в углу, его охватил первобытный ужас, холод межзвездного пространства охватил его члены, и явился пред его взором угловой захватчик. Он захватил мальчика и унес его в безвозвратное путешествие, откуда нет возврата.
И мальчик больше не кекал в углу.
Один мальчик любил покекать в углу. И вот однажды, кекая в углу, его охватил первобытный ужас, холод межзвездного пространства охватил его члены, и явился пред его взором угловой захватчик. Он захватил мальчика и унес его в безвозвратное путешествие, откуда нет возврата.
И мальчик больше не кекал в углу.
Один мальчик любил покекать в углу. И вот однажды, кекая в углу, его охватил первобытный ужас, холод межзвездного пространства охватил его члены, и явился пред его взором угловой захватчик. Он захватил мальчика и унес его в безвозвратное путешествие, откуда нет возврата.
И мальчик больше не кекал в углу.
ебаная вакаба
А я? Я к нему периодически хожу акты подписывать, например
Как угол на противоположном доме может быть с обоями? М?
Кирпично. Реквестирую похожие истории про подземку.
Эй Вадим, как тебе тред?
Григорий?
Неплохо. Я сохранил в свой архивчик хорошей копипасты.
А что если обернуться?
Сука, догадливый ублюдок. на тебе пасту собственного написания
Глазок
Эта история случилась со мной уже достаточно давно, чтобы я решился ею поделиться. Знаете, как бывает: надорвешь живот над каким-то глупым анекдотом, расскажешь его друзьям - а они смотрят на тебя немного удивленно, будто уже говорят: "Ну? Где смеяться-то?". Иногда с тобой случается фигня, которой ты решаешься поделиться только с самыми родными людьми, но даже задушевные беседы с ними на кухне до темноты не приносят покоя.
Шел 2003 год, лето только-только началось. Я с отличием закончил девятый класс и, наслушавшись рассказов дяди-связиста, собирался поступать в местный техникум радиосвязи (как позже выяснилось, идея была так себе, но это уже будет историей о проблемах отечественного технического образования). Родители были очень рады моим успехам в учебе и сделали мне роскошный подарок "на окончание" - новенький горный велосипед! Надо сказать, что для меня, учительского сына, такой презент был сродни собственной яхте или пентхаусу в центре города. Дисковые тормоза, алюминиевая рама, не велосипед - мечта! То, о чем я хочу рассказать, случилось через неделю после покупки. За семь дней ежедневных изнуряющих, но таких приятных поездок я уже достаточно хорошо управлялся со своим Вороным (как его называл отец) и уже осмелел настолько, что ездил в соседний лесок "полетать" по оврагам. В тот день я как раз собирался отправится покорять местные вершины на своем алюминиевом коне. Я встал в 9 часов, наспех позавтракал и, впопыхах собравшись, выкатил велосипед из квартиры. Тогда я жил на пятом этаже обычной панельной хрущобы. Мама беспокоилась, что я буду слишком сильно напрягаться, таская по лестнице велосипед, но легкая рама устранила все поводы для беспокойства. Родители уже ушли на работу, и закрывать дверь мне нужно было самому.
Дверь заслуживает отдельного слова. Ее сам сделал мой дед, которого я, увы, в живых не застал. Тяжеленная, из толстых досок и железного листа, оббитая черным дермантином и утыканная обойными гвоздиками с блестящими шляпками, с двумя замками на старых "плоских" советских ключах. В детстве она казалась мне воротами какой-то крепости из рассказов отца-историка о древнем мире. Я прислонил велосипед к ограждению лестничной клетки и привычным движением запер сначала нижний, а затем и верхний замки. Бросив ключи в рюкзак, я повернулся к велосипеду, прикидывая, как его поудобнее ухватить. От моих размышлений меня отвлек тихий, почти неслышный звук.
Вы когда-нибудь пробовали поднять руку и тут же расслабить мышцы, чтобы она без усилий упала на стол? Легкий такой шлепок, даже не стук. Я не обратил на это никакого внимания - дверь была старой, наверное, оббивка уже отстает. Да и трескучий говор соседей-турков в соседней квартире не способствовал улавливанию шорохов рассыхающейся древесины. Я взялся за раму, поднял велосипед и начал спуск. Стоило мне шагнуть на четвертую ступеньку, как звук повторился, на этот раз сильнее. За шлепком последовал более легонький удар - будто открытой ладонью по крышке стола. Поставив велосипед возле ограждения пролета, повернулся - не показалось ли? Нет, не ошибся - в дверь тихонько постукивали с той стороны. К моему сегодняшнему удивлению, это не сразу вызвало у меня тревогу или страх, только удивление. Вернувшись на площадку, я стал вслушиваться во всё усиливающийся стук. Пока я достал из рюкзака ключи, он уже стал совершенно отчетливым, набирая силу после каждого удара. В нем не было какого-либо ритма или других звуков, я бы их наверняка запомнил, только все более сильные толчки. Отпирая верхний замок, я уже не слышал соседей-турков - канонада ударов отдавалась тяжелым уханьем сердца в ушах. Стоило замку щелкнуть, будто тумблеру на распределительном щитке, меня резко охватила паника. Почему я отпираю дверь? Я должен бежать к соседям и вызывать милицию, ко мне в квартиру залез вор! Но руки меня не слушались и уже тянулись ко второму замку. Удары были такой силы, что после каждого из дверной коробки вылетали облачка бетонной пыли, а петли натужно скрипели. В голову одновременно лезли несколько мыслей, перебивая друг-друга и только усиливая панику: "Минуту назад был там, за дверью-Какой домушник будет ломиться изнутри чужой квартиры в подъезд-Почему руки меня не слушаются?!" Я почувствовал, как по ноге полилось тепло, но это мало заботило - тихо подвывая, я трясущимися, мокрыми от пота руками пытался отпереть нижний замок. Он закрывался на два оборота, и после первого я взвыл в полный голос. Дверь от ударов вылетала из проема на два пальца, и петли уже не скрипели, а громко звякали, выкорчевав до половины дюбеля из стены. Дальнейшие события случились одно за другим, будто попав между ударами сердца: от сокрушительного удара в центр двери пулей вылетел глазок, впечатавшись в мой левый глаз. Для меня это стало выстрелом стартового пистолета - скорее вниз! С слезами и воплями, позабыв о своем Вороном, зажимая двумя руками кровящий глаз я слетел по лестнице вниз, ни разу не вдохнув. Дверь подъезда распахнулась от удара всем телом и я рухнул на крыльце, все еще воя.
В сознание меня привела бабка со второго этажа. Она выглянула с балкона и решила, что у подъезда поставился какой-то дрянью малолетний наркоман и решила его прогнать. Приложив к моему глазу пакет с замороженым горохом, она, причитая и хватаясь за сердце, принялась вызванивать моих родителей, тогда они работали в одной школе. Примчавшись с работы, они вызвали скорую и милицию, которые приехали почти спустя час. Сначала бабка, а затем мать укачивали меня, как годовалого ребенка, но успокоиться мне не удалось и я все еще скулил, идя к машине неотложки. Родители думали, что это от боли в глазу и я окосел, две недели я пролежал в отделении офтальмологии местной больницы, по большей части из-за тревоги матери. Зрение не пострадало, но глазок рассек нижнее веко, и не смотря на старания хирурга, левый глаз у меня навсегда остался немного прищурен. Участковый, конечно же, записывал что-то в свой блокнот, но в квартире ничего не нашел. Я умолял родителей поменять квартиру, хотя сам понимал, что с их зарплатой это нереально. Отцу стоило большо труда уговорить меня снова зайти в подъезд, а уж в саму квартиру я смог зайти только вместе с его братом-охотником, прижавшись к нему и трясясь от страха. Больше всего меня пугало, что ни бабка, ни даже проклятые турки не слышали абсолютно ничего - ни ударов, ни моего воя и криков. Всем было понятно, что на домушника списать это проишествие не выйдет, но вслух мне этого никто не сказал до сих пор. Думаю, родители бы решили, что я помешался от удара головой, но глазок, лежаший на площадке и все еще закрытая, но осевшая на выгнутых петлях дверь послужили достаточным доказательством моей правотыю Я старался не оставаться дома один, и велосипед мне в этом здорово помогал. Так продолжалось добрых полгода, но ужас никуда не уходил, он заваливался сверху заботами и проблемами, сессиями и зачетами в техникуме. Иногда говорят: "Быт давит". Быт продавил ужас очень глубоко, где уже не тревожил меня так сильно, не давая вспоминать подробности. Но две вещи, увы, меня никогда не оставят - прищуренное, иногда подрагивающее нижнее веко на левом глазу и ужасная, до собачьего скуления боязнь стука во входную дверь. С первой стипендии я купил четыре квартирных звонка, которые сам установил, но нет-нет да и находился кто-то, не замечающий кнопок и барабанящий в дверь, как и любители "постучать по дереву".
Освежить в памяти этот случай меня толкнул недавний разговор с отцом. Мы сидели на кухне, и беседа, как это иногда бывает, за час с лишним перешла к теме весьма далекой от первоначальной. Он глядел в окно на гнущиеся под ветром безлистые деревья и рассказывал о далеких годах молодости, когда небо было голубее и Солнце светило ярче. "-Вот ты как думаешь, в кого ты упрямый такой? Весь в деда. Он если брался за что, то как не отвлекай, хоть может и глупость делал, все до конца доводил. Вот помню, как мы только в ту кваритру въехали, взялся он дверь менять. Всех на уши поставил, сам несколько недель провозился - но какая дверь вышла! Так он когда ее ставил, то стальной лист изнутри навесил. Будто вчера было, закручивает он последний шуруп, уже примеряется как лучше оббивку отрезать, а я его как окликну: - Бать, ты чего железом внутрь дверь повесил? От нас подъезд будешь закрывать? Он на секунду даже замер как-то, а потом как закричит - все правильно, мол, навесил, не твоего ума дело. Он потом даже посмурнел как-то, спорить потому и не стал. Так она и осталась... Что такое? Да ты чего, что, сердце?!" Его прервал мой стон. Осев на стуле, я будто пережил заново тот кошмар. Что бы не пыталось тогда выбраться из нашей собственной квартиры, первым с ним столкнулся еще мой дед. И почему он ничего не сказал отцу?
хорошо написал
Про метро много годной пасты.
Одна история от Деда. Был очередной рабочий день, а точнее ночь. По пути из общаги к метро, он столкнулся со своим сменщиком, который возвращался домой то ли с прогулки, то ли из магазина. Разговорились, у кого как дела, слово за слово, речь зашла о работе. Так вот, сменщику знакомые рассказали, что где-то на Филевской линии, вроде между станциями Фили и Багратионовская, Дед не помнил точно, короче говоря на открытом участке путей, творился полный пиздец. Обходчики не очень любили открытые пути, проблем с ними больше всего, постоянно приходится убирать палки, ветки, камни с путей, а задерживаться на открытом пространстве, ночью, особенно зимой, никому не хочется. Опять таки, бывало, что с улицы в тоннели забирались бомжи на ночлег. Но в тот раз было совсем плохо, обходчики отмечались на станции, уходили на этот перегон, а на следующей станции уже не появлялись, так пропало уже 3 человека на тот момент. Людей этих потом не видели, тела тоже не находили, странные дела, в-общем. Ну поговорили, а Дед, тем временем, уже опаздывал на работу. Попрощавшись, он наконец дошел до метро, спустился на станцию, переоделся и отправился в обход. От Новогиреево до Перово всё шло как обычно, но вот потом начались странности. Сначала Дед почувствовал странный запах, не то чтобы вонь, но, по его словам, весьма странный, немного сладковатый, тяжелый запах. Дальше — больше, навстречу ему выбежало несколько крыс, которые промчались дальше, будто бы не заметив человека. Крысы, к слову, вполне обычные, как говаривал дед, истории о гигантских крысах с собаку размером — выдумки, во всяком случае он ни разу не видел таких за свою карьеру, хотя здоровенные, размером с котенка, встречались. Свет фонарика был направлен дальше на пути, но ничего странного Дед не увидел. Пройдя немного дальше, он услышал звук. Звук льющейся воды. Вот это уже слегка озадачило Деда. Он направился дальше, освещая фонарем стены и потолок тоннеля. В конце концов, через несколько минут он натолкнулся на источник звука. Водопроводные трубы, проходящие по стене были, по словам деда, будто вырваны чем-то, рваные срезы труб были выгнуты наружу и из них вытекала вода. Вот тут Дед струхнул, потому что хер его знает, кто мог вот так порвать толстенные железные трубы. Впрочем, до станции Шоссе Энтузиастов оставалось пройти еще совсем немного, и Дед решил дойти и отчитаться, пусть ремонтники разбираются. Но вот тут начался совсем пиздец. Он почувствовал, как ему в затылок повеяло теплым воздухом, притом довольно сильно, как будто кто-то за его спиной выдохнул. Он рванул вперед, споткнулся о шпалу и упал. Быстро перевернулся на спину и посветил фонарем прямо перед собой. Темнота тоннеля отступила, но ничего сверхъестественного Дед не заметил. Пролежав минуту в таком положении, он начал понемногу успокаиваться и встал, как тут он услышал шорох с той стороны, откуда он пришел, а затем смех. Как Дед рассказывал, он так и не понял, женский это был смех или мужской, голос был как будто сильно искажен, но он был на очень высокой ноте. Раздавался он оттуда же, откуда и шорох. Дед начал пятиться назад, освещая тоннель перед собой, как услышал за спиной такой же смех, но теперь он раздавался и у него за спиной и перед ним. Тогда он понял, что в полной жопе, и это был уже даже не страх, а животный ужас, по его словам он мало что соображал, его трясло и он пытался придумать только как выбраться и убежать оттуда. Тем временем со всех сторон начал раздаваться еще и скрежет. Тогда Дед просто сел, прислонившись к стене тоннеля и стал светить в обе стороны, пытаясь понять, что же там происходило. В тот самый момент он увидел вдалеке свет фонаря и его окликнули по имени, он вскочил и рванулся к свету, выронив свой фонарь. Оказалось, что это был его коллега, которого отправили искать Деда. По словам обходчика, Деда не было уже 2 часа, и людей отправили на поиски. Дед стоял и молча слушал коллегу, радуясь, что остался цел, поняв в тот же момент, что никаких странных звуков уже нет. Выслушав рассказ о порванных трубах, обходчик только кивнул и сказал, что видел уже, и начал беспокоиться. В итоге, умолчав о странной херне, что происходила только что, и наспех придумав что-то о недосыпе и том, что наверное просто отрубился, Дед предложил обходчику пойти уже, наконец, на станцию. Дойдя до места, где он обронил фонарь, Дед наклонился, чтобы поднять его, и, поднимаясь, его взгляд упал на трубы, который случайно освещал его фонарик. По обе стороны от места, где он сидел, трясясь от страха, трубы были исполосованы довольно глубокими царапинами, метров на 10 в каждую сторону. Оглянувшись на своего коллегу, Дед увидел только понимающий взгляд и, кивнув друг другу, они пошли дальше. Мистическая херня была делом привычным, и такое, хоть и редко, но случалось, и если человек не хотел рассказывать о том, что случилось, то его и не расспрашивали особенно. Дед до сих пор был благодарен тому парню за то, что тот так вовремя появился, если б не он, то хрен его знает, что бы произошло. Опять таки, странно выходило, что он был в тоннеле 2 часа, получалось, что он больше часа сидел там и трясся от страха, сам не знал как с ума не сошел от такого. Такие дела.
Одна история от Деда. Был очередной рабочий день, а точнее ночь. По пути из общаги к метро, он столкнулся со своим сменщиком, который возвращался домой то ли с прогулки, то ли из магазина. Разговорились, у кого как дела, слово за слово, речь зашла о работе. Так вот, сменщику знакомые рассказали, что где-то на Филевской линии, вроде между станциями Фили и Багратионовская, Дед не помнил точно, короче говоря на открытом участке путей, творился полный пиздец. Обходчики не очень любили открытые пути, проблем с ними больше всего, постоянно приходится убирать палки, ветки, камни с путей, а задерживаться на открытом пространстве, ночью, особенно зимой, никому не хочется. Опять таки, бывало, что с улицы в тоннели забирались бомжи на ночлег. Но в тот раз было совсем плохо, обходчики отмечались на станции, уходили на этот перегон, а на следующей станции уже не появлялись, так пропало уже 3 человека на тот момент. Людей этих потом не видели, тела тоже не находили, странные дела, в-общем. Ну поговорили, а Дед, тем временем, уже опаздывал на работу. Попрощавшись, он наконец дошел до метро, спустился на станцию, переоделся и отправился в обход. От Новогиреево до Перово всё шло как обычно, но вот потом начались странности. Сначала Дед почувствовал странный запах, не то чтобы вонь, но, по его словам, весьма странный, немного сладковатый, тяжелый запах. Дальше — больше, навстречу ему выбежало несколько крыс, которые промчались дальше, будто бы не заметив человека. Крысы, к слову, вполне обычные, как говаривал дед, истории о гигантских крысах с собаку размером — выдумки, во всяком случае он ни разу не видел таких за свою карьеру, хотя здоровенные, размером с котенка, встречались. Свет фонарика был направлен дальше на пути, но ничего странного Дед не увидел. Пройдя немного дальше, он услышал звук. Звук льющейся воды. Вот это уже слегка озадачило Деда. Он направился дальше, освещая фонарем стены и потолок тоннеля. В конце концов, через несколько минут он натолкнулся на источник звука. Водопроводные трубы, проходящие по стене были, по словам деда, будто вырваны чем-то, рваные срезы труб были выгнуты наружу и из них вытекала вода. Вот тут Дед струхнул, потому что хер его знает, кто мог вот так порвать толстенные железные трубы. Впрочем, до станции Шоссе Энтузиастов оставалось пройти еще совсем немного, и Дед решил дойти и отчитаться, пусть ремонтники разбираются. Но вот тут начался совсем пиздец. Он почувствовал, как ему в затылок повеяло теплым воздухом, притом довольно сильно, как будто кто-то за его спиной выдохнул. Он рванул вперед, споткнулся о шпалу и упал. Быстро перевернулся на спину и посветил фонарем прямо перед собой. Темнота тоннеля отступила, но ничего сверхъестественного Дед не заметил. Пролежав минуту в таком положении, он начал понемногу успокаиваться и встал, как тут он услышал шорох с той стороны, откуда он пришел, а затем смех. Как Дед рассказывал, он так и не понял, женский это был смех или мужской, голос был как будто сильно искажен, но он был на очень высокой ноте. Раздавался он оттуда же, откуда и шорох. Дед начал пятиться назад, освещая тоннель перед собой, как услышал за спиной такой же смех, но теперь он раздавался и у него за спиной и перед ним. Тогда он понял, что в полной жопе, и это был уже даже не страх, а животный ужас, по его словам он мало что соображал, его трясло и он пытался придумать только как выбраться и убежать оттуда. Тем временем со всех сторон начал раздаваться еще и скрежет. Тогда Дед просто сел, прислонившись к стене тоннеля и стал светить в обе стороны, пытаясь понять, что же там происходило. В тот самый момент он увидел вдалеке свет фонаря и его окликнули по имени, он вскочил и рванулся к свету, выронив свой фонарь. Оказалось, что это был его коллега, которого отправили искать Деда. По словам обходчика, Деда не было уже 2 часа, и людей отправили на поиски. Дед стоял и молча слушал коллегу, радуясь, что остался цел, поняв в тот же момент, что никаких странных звуков уже нет. Выслушав рассказ о порванных трубах, обходчик только кивнул и сказал, что видел уже, и начал беспокоиться. В итоге, умолчав о странной херне, что происходила только что, и наспех придумав что-то о недосыпе и том, что наверное просто отрубился, Дед предложил обходчику пойти уже, наконец, на станцию. Дойдя до места, где он обронил фонарь, Дед наклонился, чтобы поднять его, и, поднимаясь, его взгляд упал на трубы, который случайно освещал его фонарик. По обе стороны от места, где он сидел, трясясь от страха, трубы были исполосованы довольно глубокими царапинами, метров на 10 в каждую сторону. Оглянувшись на своего коллегу, Дед увидел только понимающий взгляд и, кивнув друг другу, они пошли дальше. Мистическая херня была делом привычным, и такое, хоть и редко, но случалось, и если человек не хотел рассказывать о том, что случилось, то его и не расспрашивали особенно. Дед до сих пор был благодарен тому парню за то, что тот так вовремя появился, если б не он, то хрен его знает, что бы произошло. Опять таки, странно выходило, что он был в тоннеле 2 часа, получалось, что он больше часа сидел там и трясся от страха, сам не знал как с ума не сошел от такого. Такие дела.
Это был один из тех мерзких и промозглых дней, когда порывы ветра, шедшего из-за гряды холмов, закрывавших пролив, приносили в город липкие кратковременные дожди. Лишь одна-единственная бульварная газетёнка, кажется она называлась ДваЧе, в честь какого-то несуществующего древнего города из местных легенд, скрашивала мой вечер. Занятие это не представлялось мне чем-то достойным, и, надеюсь, читатель разделит моё мнение. Дешёвая писанина, продававшаяся на каждом углу, а в особенности на Абу-стрит, представляла собой пошлое и безграмотное чтиво анонимных авторов, писавших под исключительно бездарными псевдонимами.
Я листал газету в поисках свежих новостей о интересовавшем мене случае, произошедшем совсем недавно. Он давно привлёк к своему вниманию отдел Аркхемского сыскного бюро. Судя по удивительным показаниям сгорела пышных форм молодая девушка, при обстоятельствах, которые трудно понять трезвому рассудку. Я же и направился в Двощмаут для выяснения подробностей и составления отчёта.
Стоит сказать, что я снимал небольшую, пропахшую гнилью и рыбой квартирку, расположенную в промысловом районе и окнами выходившую на тоскливый, словно слепленный из пепла и дёгтя залив, в котором медленно покачивались старые рыбацкие барки, подпиравшие грязное небо своими мачтами.
Я был единственным жильцом, снявшим квартиру за долгое время. До меня её снимал некий мистер Б. Каких бы то ни было сведений о нём я не имел, знал лишь, что он до своей скоропостижной смерти был единовластным хозяином рыболовецкой компании "Уровни Б".
Я долго и кропотливо собирал любую информацию у лавочников, шаромыжников, мелких ремесленников и докеров, которые охотно ей делились после рюмки вермута. Узнать мне удалось лишь то, что та самая несчастная особа являлась наследницей капиталов компании "Уровни Б", которые должны были бы ей достаться от своего единственного нелюдимого родственника.
В тот злополучный вечер я приобрёл у пьяного торговца безделушками и сувенирами книгу, показавшуюся мне весьма забавной. Языка её я толком не мог понять, а комментарии переводчика были сухими и мало прояснявшими написанное.
Но книга так увлекла меня, что я и не заметил, как за окнами опустилась давящая темнота ночи. Звуки становились всё тише, и словно самый воздух вокруг меня стал настолько густ, что, казалось, его можно ухватить руками. Я всё больше, всё сильнее погружался в эти извилистые, чужие письмена, которые мне напоминали какой-то безумный, полный невообразимой извращённости, трактат. Я повторял эти нечестивые буквы, которые были записаны комментатором, и мне стало казаться, что это не столько текст, сколько безумное языческое песнопение, дошедшее до нас из глубины веков столь дальних, что и воображение человеческое и язык его не могли описать этот хаос. Часто повторялись слова "Azaza", "bugurrt", "krimotred", "ITT".
Очень часто взывали и к некому древнему прародителю Йо-Бе, отцу вселенского разрыва.
И тут мой слух привлекла ругань на каком-то богомерзком наречии, глухим и томным гулом доносившаяся совсем рядом, в соседней комнате. Там стоял древний и обшарпанный диван, на котором я спал в те короткие часы, освобождавшиеся после работы. Ругань становилась всё громче, а от осознания того, что я единственный жилец квартиры, я, пытавшийся найти логическое оправдание этому кошмарному бреду наяву, с ужасом подумал о нахлынувшем на меня безумии.
Я пытался найти хоть какой-нибудь источник звука, но все мои попытки были тщетны, и ограничены одной лишь комнатой. Безумный, первобытный страх, доводивший меня до рвоты, почти что полностью овладел мной. В приступе паники я сжал в кулаке чайную ложку, лежавшую подле стакана на столе. Стараясь не шуметь, быть как можно более тихим, я приоткрыл дубовую, уже начавшую покрываться плесенью ветхости, дверь. Ужасу моему не было предела, мои ноги словно становились чужими и я лишь слышал биение своего сердца и прерывистый такт дыхания.
Ледяной холод встретил меня, когда я открыл дверь соседней комнаты. Керосиновая лампа, горевшая в ней, бросала дикие тени на стены, которые словно сливались в сумасшедшем танце дикого, древнего народа.
Страх мой, переросший в почти что безумную панику, совсем одолел меня. И к глубочайшему своему ужасу я понял, откуда доносится эта отвратительная, хлюпающая и переливающаяся хрипами речь. Она доносилась из недр дивана. Я собрался с духом, мысленно молив про себя всех богов, и отодвинул диван.
Под ним моему взору предстала поросшая слизистым мхом вентиляция, из которой доносились вопли семейной пары снизу, переехавшей туда буквально сутки назад. Их крики были полны ужасающей тоски и отчаяния, как у человека, который вот-вот ухватится за лестницу и выберется наверх, но оголтелые псы уже схватили его за ноги. Я слышал там и безумные песнопения, перемешавшиеся с мольбами и плачем. Что-то по-рыбьи холодное, похожее на "Bombanulo u vseh v etom ITT, YO-BA TI GDE?". Что-то чуждое человеческой речи.
Я хотел закрыть диваном вентиляцию обратно и постараться добежать до телефонной будки, в надежде вызвать полицию. Не успел я вооружиться револьвером, как услышал чавкающие шаги рядом с дверью, выходившей в коридор.
Чужое наречие безумного существа обратилось ко мне, взывая о чём-то ужасном.
"OTKRIVAI BLUAD, BATYA PRISHEL!"
Штаны я так и не постирал.
Я листал газету в поисках свежих новостей о интересовавшем мене случае, произошедшем совсем недавно. Он давно привлёк к своему вниманию отдел Аркхемского сыскного бюро. Судя по удивительным показаниям сгорела пышных форм молодая девушка, при обстоятельствах, которые трудно понять трезвому рассудку. Я же и направился в Двощмаут для выяснения подробностей и составления отчёта.
Стоит сказать, что я снимал небольшую, пропахшую гнилью и рыбой квартирку, расположенную в промысловом районе и окнами выходившую на тоскливый, словно слепленный из пепла и дёгтя залив, в котором медленно покачивались старые рыбацкие барки, подпиравшие грязное небо своими мачтами.
Я был единственным жильцом, снявшим квартиру за долгое время. До меня её снимал некий мистер Б. Каких бы то ни было сведений о нём я не имел, знал лишь, что он до своей скоропостижной смерти был единовластным хозяином рыболовецкой компании "Уровни Б".
Я долго и кропотливо собирал любую информацию у лавочников, шаромыжников, мелких ремесленников и докеров, которые охотно ей делились после рюмки вермута. Узнать мне удалось лишь то, что та самая несчастная особа являлась наследницей капиталов компании "Уровни Б", которые должны были бы ей достаться от своего единственного нелюдимого родственника.
В тот злополучный вечер я приобрёл у пьяного торговца безделушками и сувенирами книгу, показавшуюся мне весьма забавной. Языка её я толком не мог понять, а комментарии переводчика были сухими и мало прояснявшими написанное.
Но книга так увлекла меня, что я и не заметил, как за окнами опустилась давящая темнота ночи. Звуки становились всё тише, и словно самый воздух вокруг меня стал настолько густ, что, казалось, его можно ухватить руками. Я всё больше, всё сильнее погружался в эти извилистые, чужие письмена, которые мне напоминали какой-то безумный, полный невообразимой извращённости, трактат. Я повторял эти нечестивые буквы, которые были записаны комментатором, и мне стало казаться, что это не столько текст, сколько безумное языческое песнопение, дошедшее до нас из глубины веков столь дальних, что и воображение человеческое и язык его не могли описать этот хаос. Часто повторялись слова "Azaza", "bugurrt", "krimotred", "ITT".
Очень часто взывали и к некому древнему прародителю Йо-Бе, отцу вселенского разрыва.
И тут мой слух привлекла ругань на каком-то богомерзком наречии, глухим и томным гулом доносившаяся совсем рядом, в соседней комнате. Там стоял древний и обшарпанный диван, на котором я спал в те короткие часы, освобождавшиеся после работы. Ругань становилась всё громче, а от осознания того, что я единственный жилец квартиры, я, пытавшийся найти логическое оправдание этому кошмарному бреду наяву, с ужасом подумал о нахлынувшем на меня безумии.
Я пытался найти хоть какой-нибудь источник звука, но все мои попытки были тщетны, и ограничены одной лишь комнатой. Безумный, первобытный страх, доводивший меня до рвоты, почти что полностью овладел мной. В приступе паники я сжал в кулаке чайную ложку, лежавшую подле стакана на столе. Стараясь не шуметь, быть как можно более тихим, я приоткрыл дубовую, уже начавшую покрываться плесенью ветхости, дверь. Ужасу моему не было предела, мои ноги словно становились чужими и я лишь слышал биение своего сердца и прерывистый такт дыхания.
Ледяной холод встретил меня, когда я открыл дверь соседней комнаты. Керосиновая лампа, горевшая в ней, бросала дикие тени на стены, которые словно сливались в сумасшедшем танце дикого, древнего народа.
Страх мой, переросший в почти что безумную панику, совсем одолел меня. И к глубочайшему своему ужасу я понял, откуда доносится эта отвратительная, хлюпающая и переливающаяся хрипами речь. Она доносилась из недр дивана. Я собрался с духом, мысленно молив про себя всех богов, и отодвинул диван.
Под ним моему взору предстала поросшая слизистым мхом вентиляция, из которой доносились вопли семейной пары снизу, переехавшей туда буквально сутки назад. Их крики были полны ужасающей тоски и отчаяния, как у человека, который вот-вот ухватится за лестницу и выберется наверх, но оголтелые псы уже схватили его за ноги. Я слышал там и безумные песнопения, перемешавшиеся с мольбами и плачем. Что-то по-рыбьи холодное, похожее на "Bombanulo u vseh v etom ITT, YO-BA TI GDE?". Что-то чуждое человеческой речи.
Я хотел закрыть диваном вентиляцию обратно и постараться добежать до телефонной будки, в надежде вызвать полицию. Не успел я вооружиться револьвером, как услышал чавкающие шаги рядом с дверью, выходившей в коридор.
Чужое наречие безумного существа обратилось ко мне, взывая о чём-то ужасном.
"OTKRIVAI BLUAD, BATYA PRISHEL!"
Штаны я так и не постирал.
>вылупляется через обои
Плагиат с Сайлент Хил: зе Рум, ни зачет.
LAWKRAFT ETO TY?
LAWKRAFT MERTW, GLUPETS!!!
Сукаблять, нахуя я это читаю перед сном?
Ты читай, читай. И нож с солью с кухни возьми, а то уже что-то шуршит на первом этаже. И окна гаснут
Пойду тоже чего металлического найду
В каждом крипитреде вылазиеш мудила.
надел магнетитовый браслет. Так. На всякий случай
Я не учусь и не работаю. Живу один. Деньги трачу только на простую еду и квартплату (ну ещё за свет и интернет приходится платить). Откуда деньги? Так 3-4к в месяц всего трачу, и откуда их достаю, не скажу (нет, не от мамки). Друзей и знакомых нет, девушки нет. Никаких (вообще никаких) социальных контактов. Не от того, что я циник-мизантроп, а просто вот как-то так получилось. Растерял. Я бы может и не против новые наладить, но пока всё так.
Не помню, когда последний раз разговаривал с живым человеком. До сегодняшнего дня. Сегодня, внезапно, раздался звонок в дверь. Решил открыть. На пороге стоял парень в дурацком пиджаке и галстуке. И молчал. Я смотрел на него, а он на меня. Я его спрашиваю "вы кто?", а он молчит. Секунд тридцать молчал, а потом повернулся ко мне спиной и позвонил в противоположную квартиру. Открывшей тётке тут же бодрым голосом выдал заученный текст "поздравляю с праздником... наш магазин... приходите... скидки..." вот это вот всё. А та его чуть нахуй не послала. Между ними такой диалог произошёл:
- И зачем мне эта херня?!
- Ну а если не вам, а знакомым? Соседям?
- Да каким соседям?! Вон там, - машет рукой на соседнюю со мной дверь, - бабка живёт, которой лет больше, чем мне, соседи, - кивает на соседнюю со своей, - уж три года не появляются.
- А в той квартире? - Показывает прямо на меня (на минуточку, я всё так же стою на пороге!)
- Ой, плохая квартира, парень там жил, да помер год назад.
Они оба смотрят прямо на меня, потом зазывала бормочет что-то вроде "да, какая-то она жуткая", прощается и съёбывает. Соседка закрывает дверь. Конец.
Что это за жуть? Если я умер и превратился в призрака, то почему мне об этом не сказали? И почему кассирши в магазине меня видят? Правда, они прямо на меня никогда не смотрят, для них я товар-деньги-сдача-чек, но всё равно. Я живой? Вы ведь читаете это? Я не мёртвый? Мне страшно.
Не помню, когда последний раз разговаривал с живым человеком. До сегодняшнего дня. Сегодня, внезапно, раздался звонок в дверь. Решил открыть. На пороге стоял парень в дурацком пиджаке и галстуке. И молчал. Я смотрел на него, а он на меня. Я его спрашиваю "вы кто?", а он молчит. Секунд тридцать молчал, а потом повернулся ко мне спиной и позвонил в противоположную квартиру. Открывшей тётке тут же бодрым голосом выдал заученный текст "поздравляю с праздником... наш магазин... приходите... скидки..." вот это вот всё. А та его чуть нахуй не послала. Между ними такой диалог произошёл:
- И зачем мне эта херня?!
- Ну а если не вам, а знакомым? Соседям?
- Да каким соседям?! Вон там, - машет рукой на соседнюю со мной дверь, - бабка живёт, которой лет больше, чем мне, соседи, - кивает на соседнюю со своей, - уж три года не появляются.
- А в той квартире? - Показывает прямо на меня (на минуточку, я всё так же стою на пороге!)
- Ой, плохая квартира, парень там жил, да помер год назад.
Они оба смотрят прямо на меня, потом зазывала бормочет что-то вроде "да, какая-то она жуткая", прощается и съёбывает. Соседка закрывает дверь. Конец.
Что это за жуть? Если я умер и превратился в призрака, то почему мне об этом не сказали? И почему кассирши в магазине меня видят? Правда, они прямо на меня никогда не смотрят, для них я товар-деньги-сдача-чек, но всё равно. Я живой? Вы ведь читаете это? Я не мёртвый? Мне страшно.
Ну ты и мразь, блядь. Сижу нахуй, хочу начать в DF лампово поиграть, и тут сука читаю эту историю, всё блять, свет включил, сижу ссусь от страха как сучка. Пиздец.
Сеть интернет прекратила существование уже 327 дней.
Так годно же тред создал, значит.
Самому страшно стало после пасты про соль.
DA YOBA, ETO JA.
>И нож с солью с кухни возьми
Меня защищает гораздо более совершенный артеакт - кремниевая пластина, в которой созданы миллиарды p-n-переходов.
Мне такое состояние не нравится нихуя, я ничего не могу делать, сижу и боюсь.
И то правда.
Но что-то мне с магнетитовым браслетом на запястье спокойнее стало.
Воистину. Надо заменить на анимешников.
Пиздец, за окном какие-то шорохи, от света уже голова кружится, 3 часа ночи у меня сейчас.
Ложись спать, под подушку положи что-то металлическое. И не бойся, страх только повредит.
Я не буду нихуя под подушку ложить, что за бред. Спать не хочу, я поздно встал. Всё, я иду нахуй отсюда.
Схоронил с предыдущего крипи-треда. До сих пор сру кирпичами. Анон, молю, скажи, что это?!
Это товарищ Палочкин.
Это палочник. Не ссы, он обычно только смотрит.
Лежу я, значит, в своей кроватке. Было оче жарко, а мать была на работе. Значит, пошёл я на балкон(она на балконе спит) в её кроватку и лёг. Лежу и слышу, что какая-то хуйня шкрябается. думал, что ветерок на занавески подул и лёг дальше. Хуйня шкрябает и шкрябает. Я уже весь в поту, боюсь даже шевельнуться, думаю, что НЁХ прямо уже надо мной встал. Взяв волю в кулак, я поднимаюсь и уже готов огребать пизды от НЁХа, вижу внизу своего ебаного кота. Эта питушара шкрябалась и конкретно напугала меня. Дав ему пизды, я заснул. Потом на утро ко мне наведался 2-ух метровый НЁХ и отпиздил меня, сказав, что это он шкрябал, а кот просто смотрел. Вот такая вот стори.
Случилось это в 70-е гг. в Тюмени. Этот жуткий случай был похоронен в архивах. Волна преступлений, прокатившаяся тогда по Тюмени, вызвала массовый шок, который сначала загнал в квартиры население почти целой области, а затем вывел на улицы и чуть не привел к антикоммунистическому перевороту...
За месяц из густонаселенного района города исчезли 19 детей. Розыски милиции ни к чему не привели. Последней в этом списке числилась Ирина Семенюк - 2 года, но нашлась она первой.
В городе началась паника. Родители ни на шаг не отпускали детей от себя, многие дети не ходили в школы и детские сады. Сидела дома и Ирочка Семенюк. Так получилось, что однажды отец девочки на своем "Москвиче" задавил у подъезда болонку, принадлежавшую семье молодых врачей, живущих над ними. Он предлагал соседям большие деньги, но те отказались. Через месяц внезапно исчезла Ирочка.
Это был страшный удар для Семенюков, сделавших, казалось, все для защиты своей дочери. В милиции приняли заявление об исчезновении ребенка, не скрывая, однако, что найти ее - надежды мало.
Тем временем по ночам, а иногда и днем Семенюкам стали слышаться странные звуки, будто скулила собака. Зоя, так звали соседку сверху, извинилась и сказала, что они завели щенка, подрезали ему хвост, вот он и скулит... Петр Семенюк, как обычно, приехал перекусить домой, и первое, что ему бросилось в глаза, была вода, стекавшая на дорожку из-под двери ванной. Заливало сверху. Слышно было, как изводится соседский щенок. Когда пришедшие сантехники взломали дверь и открыли ванную комнату, то на них бросилась посаженная на цепь... Нет, не собака. Это была Ирочка. Отец сначала кинулся к ней, но не совладал с собой, выбежал вон из квартиры. Потом опять появился с перекошенным лицом и стал неистово целовать девочку, вернее то, что от нее осталось: ножки - по коленки, а ручки по локти были обрезаны по всем правилам ампутации. Культи еще не совсем .зажили, от бинта тянулись по полу ленточки крови и гноя. Маленькое существо рвалось в стороны на своей цепочке, поскальзывалось и, падая, ударяясь о ванну, издавало те самые звуки, которые Семенюки приняли за жалобный лай собаки. Язык у Иры тоже был вырезан. Взрослые мужчины не скрывали слез, глядя на полудевочку-полусобаку. Особая группа задержала этих врачей-садистов. Милиционеры едва сдерживали себя, чтобы не устроить самосуд. Один лейтенант, не выдержав, нанес несколько ударов преступнику в пах, и, если бы его не остановили, забил бы насмерть. Но шестеро людей, находившихся в квартире, не успели сдвинуться с места, как все было кончено. Арестованные кивнули друг другу, и в тот же миг сверкнули два тонких лезвия. Прежде чем их успели схватить за руки, скальпели, направленные мастерскими движениями, распороли животы обоим, и внутренности тяжело плюхнулись на ковер. Оба палача рухнули без признаков жизни. Врач скорой помощи констатировал смерть.
Кроме Иры Семенюк, а точнее того, что от нее осталось, нашелся только Илюша Монин - 4 лет. Его обнаружили недалеко от Тюмени. По грязным одеялам по полу ползало существо, в котором не сразу можно было признать человека: голова с пустыми фиолетовыми глазницами, обрубок туловища и всего одна рука, с помощью которой Иль-юша передвигался от валявшегося в углу хламья к алюминиевой миске с кислым молоком, облепленной множеством тараканов.
За месяц из густонаселенного района города исчезли 19 детей. Розыски милиции ни к чему не привели. Последней в этом списке числилась Ирина Семенюк - 2 года, но нашлась она первой.
В городе началась паника. Родители ни на шаг не отпускали детей от себя, многие дети не ходили в школы и детские сады. Сидела дома и Ирочка Семенюк. Так получилось, что однажды отец девочки на своем "Москвиче" задавил у подъезда болонку, принадлежавшую семье молодых врачей, живущих над ними. Он предлагал соседям большие деньги, но те отказались. Через месяц внезапно исчезла Ирочка.
Это был страшный удар для Семенюков, сделавших, казалось, все для защиты своей дочери. В милиции приняли заявление об исчезновении ребенка, не скрывая, однако, что найти ее - надежды мало.
Тем временем по ночам, а иногда и днем Семенюкам стали слышаться странные звуки, будто скулила собака. Зоя, так звали соседку сверху, извинилась и сказала, что они завели щенка, подрезали ему хвост, вот он и скулит... Петр Семенюк, как обычно, приехал перекусить домой, и первое, что ему бросилось в глаза, была вода, стекавшая на дорожку из-под двери ванной. Заливало сверху. Слышно было, как изводится соседский щенок. Когда пришедшие сантехники взломали дверь и открыли ванную комнату, то на них бросилась посаженная на цепь... Нет, не собака. Это была Ирочка. Отец сначала кинулся к ней, но не совладал с собой, выбежал вон из квартиры. Потом опять появился с перекошенным лицом и стал неистово целовать девочку, вернее то, что от нее осталось: ножки - по коленки, а ручки по локти были обрезаны по всем правилам ампутации. Культи еще не совсем .зажили, от бинта тянулись по полу ленточки крови и гноя. Маленькое существо рвалось в стороны на своей цепочке, поскальзывалось и, падая, ударяясь о ванну, издавало те самые звуки, которые Семенюки приняли за жалобный лай собаки. Язык у Иры тоже был вырезан. Взрослые мужчины не скрывали слез, глядя на полудевочку-полусобаку. Особая группа задержала этих врачей-садистов. Милиционеры едва сдерживали себя, чтобы не устроить самосуд. Один лейтенант, не выдержав, нанес несколько ударов преступнику в пах, и, если бы его не остановили, забил бы насмерть. Но шестеро людей, находившихся в квартире, не успели сдвинуться с места, как все было кончено. Арестованные кивнули друг другу, и в тот же миг сверкнули два тонких лезвия. Прежде чем их успели схватить за руки, скальпели, направленные мастерскими движениями, распороли животы обоим, и внутренности тяжело плюхнулись на ковер. Оба палача рухнули без признаков жизни. Врач скорой помощи констатировал смерть.
Кроме Иры Семенюк, а точнее того, что от нее осталось, нашелся только Илюша Монин - 4 лет. Его обнаружили недалеко от Тюмени. По грязным одеялам по полу ползало существо, в котором не сразу можно было признать человека: голова с пустыми фиолетовыми глазницами, обрубок туловища и всего одна рука, с помощью которой Иль-юша передвигался от валявшегося в углу хламья к алюминиевой миске с кислым молоком, облепленной множеством тараканов.
Видео уже смотрел?
Однажды я катался на велосипеде за городом, и километрах в пяти-шести от окружной нашёл заброшенную автобазу. Целая куча строений - боксы, административные корпуса, какие-то бараки, подстанции, а немного на отшибе стояла одноэтажная баня-душевая из красного кирпича, этакий маленький домик. Что странно, всё было в более-менее божеском состоянии, хотя база была заброшена уже давно. Это я объяснил тем, что подъезд к ней начинается с совершенно неприметного поворота с крупной трассы, а рядом нет никаких населённых пунктов. В общем тихое, безлюдное место. Ясен хрен, я стал туда наведываться: понастроил трамплинов для велика, отрывался в своё удовольствие, загорал. Однажды мы проезжали с напарником и его дружбаном мимо поворота на базу на машине.
Я предложил им заехать на пару минут, показать своё "хозяйство", да и напарник искал кое-какие стройматериалы на дачу, которые покупать было дороже, чем в них была потребность, а на базе они были. В общем повернули, подъезжаем. Надо добавить, что к этому времени я не был на "фазенде" пару недель, но я сразу понял что здесь кто-то побывал. Во-первых там, где начиналась асфальтированная площадка перед базой, были воткнуты какие-то обгоревшие палки. При ближайшем рассмотрении оказалось что это сгоревшие факелы. Ну хуй с ним, толкинисты какие-нибудь тут швабрами махали, пусть. Но рядом на дороге какой-то коричневой дрянью была написана целая поэма непонятными знаками - они не были похожи ни на иероглифы, ни на руны, за это я ручаюсь. Это уже на толкинистов похоже не было. Дальше - больше. Мальцы со мной были любознательные, хоть и по 30 лет обоим, они пошли лазать по корпусам.
Посмотрели все, и тут один из них увидел эту самую баню на отшибе. Подходит ко мне и говорит - заебись ты тут устроился, даже занавесочки повесил на окнах. Я подумал, что он шутит. Лучше бы пошутил. Все окна (в которых даже рам не было) и дверь были занавешены изнутри плотной чёрной тканью, а внутри что-то поскуливало. Вообще мальцы со мной были не ссыкливые - один пожарный, другой просто по жизни экстремал, но пообосрались мы одновременно и все. Вооружились палками. Напарник палкой скидывает с окна тряпку, и мы наблюдаем следующую картину: Внутренне пространство бани, облицованное кафелем, с низу до потолка исписано этими самыми письменами, причём часть маркером, часть краской, часть хуйнёй этой коричневой, но стены исписаны ПОЛНОСТЬЮ. Чтобы сделать такое нужна бригада негров и неделя времени минимум. С потолка на нитках свисали ключи. Обычные дверные ключи, очень дохуя, с несколько сотен точно.
Посередине комнаты стоял стол с двумя чёрными цилиндрическими предметами. А в соседней комнате кто-то хрипло дышал... Понятное дело, что заходить туда как-то не хотелось. Налицо был какой-то ритуал с хорошей доли шизы местного духовенства, и было неизвестно, закончен этот ритуал, или без наших печёнок его не могли завершить и ожидали в гости. Я предложил ебнуть кирпичом один из цилиндров на столе. Все проголосовали "за", и я метнул. Это оказалась трёхлитровая банка, обёрнутая той же чёрной тканью, что и на окнах, она разбилась, и по столу растеклась чёрная лужа какой-то хуйни. Мы поняли, что это такое уже через пару секунд- из оконного проёма в нос ударил такой жуткий запах тухлятины, что мы аж отбежали на десяток метров - я уверен, что это была самая настоящая, изрядно протухшая кровь, целых, блять, шесть литров крови (вторую банку мы бить не стали, но я думаю что содержимое там было тоже не кока-кола).
Когда слегка притерпелись к вони, друг-пожарный предложил всё-таки посмотреть, кто там хрипит за стенкой. Зажали носы, сорвали тряпку с входа, с палками зашли. То, что я увидел, добило меня окончательно. В углу под потолком было подвешено две свиньи, каждая размером с крупную собаку, одна, явно мёртвая, была вся изрезана чем-то тонким - шкура на ней была просто превращена в лапшу, глаз не было, пол был залит её кровищей, а верёвка, на которой она висела, выходила прямо из её пасти - до сих пор не знаю, крюк это был или нет, но явно что-то зверское - язык и часть кишечника торчали наружу. А вторая свинья была ещё жива, дёргала лапами и хрипло дышала. Подвешена она была точно так же, но порезов было намного меньше. Я думаю что она не издавала никаких звуков потому что или уже выбилась из сил, или у неё были вырваны голосовые связки этой непонятной "вешалкой".
Но впечатление это производило такое, что дрожь в челюсти я смог унять только поздно вечером при помощи полутора литров виски на троих. В полумраке, с тишине, сучит ногами подвешенная за кишечник свинья, среди свисающих с потолка ключей, иероглифов и невыносимого запаха мертвячины от разлитой крови. Я потом искал интернете описание хотя бы подобного ритуала: ключи, кровь, жертвенная свинья - нигде такого паскудства не встречается, даже в чёрной магии. Может, кстати, вы знаете, двачеры? Что там за праздник справляли? Ещё неприятный момент - кровь была явно не тех свиней, уже протухшая, а чья - хуй его знает. Явно эти ребята не комаров на шесть литров набили.
Я предложил им заехать на пару минут, показать своё "хозяйство", да и напарник искал кое-какие стройматериалы на дачу, которые покупать было дороже, чем в них была потребность, а на базе они были. В общем повернули, подъезжаем. Надо добавить, что к этому времени я не был на "фазенде" пару недель, но я сразу понял что здесь кто-то побывал. Во-первых там, где начиналась асфальтированная площадка перед базой, были воткнуты какие-то обгоревшие палки. При ближайшем рассмотрении оказалось что это сгоревшие факелы. Ну хуй с ним, толкинисты какие-нибудь тут швабрами махали, пусть. Но рядом на дороге какой-то коричневой дрянью была написана целая поэма непонятными знаками - они не были похожи ни на иероглифы, ни на руны, за это я ручаюсь. Это уже на толкинистов похоже не было. Дальше - больше. Мальцы со мной были любознательные, хоть и по 30 лет обоим, они пошли лазать по корпусам.
Посмотрели все, и тут один из них увидел эту самую баню на отшибе. Подходит ко мне и говорит - заебись ты тут устроился, даже занавесочки повесил на окнах. Я подумал, что он шутит. Лучше бы пошутил. Все окна (в которых даже рам не было) и дверь были занавешены изнутри плотной чёрной тканью, а внутри что-то поскуливало. Вообще мальцы со мной были не ссыкливые - один пожарный, другой просто по жизни экстремал, но пообосрались мы одновременно и все. Вооружились палками. Напарник палкой скидывает с окна тряпку, и мы наблюдаем следующую картину: Внутренне пространство бани, облицованное кафелем, с низу до потолка исписано этими самыми письменами, причём часть маркером, часть краской, часть хуйнёй этой коричневой, но стены исписаны ПОЛНОСТЬЮ. Чтобы сделать такое нужна бригада негров и неделя времени минимум. С потолка на нитках свисали ключи. Обычные дверные ключи, очень дохуя, с несколько сотен точно.
Посередине комнаты стоял стол с двумя чёрными цилиндрическими предметами. А в соседней комнате кто-то хрипло дышал... Понятное дело, что заходить туда как-то не хотелось. Налицо был какой-то ритуал с хорошей доли шизы местного духовенства, и было неизвестно, закончен этот ритуал, или без наших печёнок его не могли завершить и ожидали в гости. Я предложил ебнуть кирпичом один из цилиндров на столе. Все проголосовали "за", и я метнул. Это оказалась трёхлитровая банка, обёрнутая той же чёрной тканью, что и на окнах, она разбилась, и по столу растеклась чёрная лужа какой-то хуйни. Мы поняли, что это такое уже через пару секунд- из оконного проёма в нос ударил такой жуткий запах тухлятины, что мы аж отбежали на десяток метров - я уверен, что это была самая настоящая, изрядно протухшая кровь, целых, блять, шесть литров крови (вторую банку мы бить не стали, но я думаю что содержимое там было тоже не кока-кола).
Когда слегка притерпелись к вони, друг-пожарный предложил всё-таки посмотреть, кто там хрипит за стенкой. Зажали носы, сорвали тряпку с входа, с палками зашли. То, что я увидел, добило меня окончательно. В углу под потолком было подвешено две свиньи, каждая размером с крупную собаку, одна, явно мёртвая, была вся изрезана чем-то тонким - шкура на ней была просто превращена в лапшу, глаз не было, пол был залит её кровищей, а верёвка, на которой она висела, выходила прямо из её пасти - до сих пор не знаю, крюк это был или нет, но явно что-то зверское - язык и часть кишечника торчали наружу. А вторая свинья была ещё жива, дёргала лапами и хрипло дышала. Подвешена она была точно так же, но порезов было намного меньше. Я думаю что она не издавала никаких звуков потому что или уже выбилась из сил, или у неё были вырваны голосовые связки этой непонятной "вешалкой".
Но впечатление это производило такое, что дрожь в челюсти я смог унять только поздно вечером при помощи полутора литров виски на троих. В полумраке, с тишине, сучит ногами подвешенная за кишечник свинья, среди свисающих с потолка ключей, иероглифов и невыносимого запаха мертвячины от разлитой крови. Я потом искал интернете описание хотя бы подобного ритуала: ключи, кровь, жертвенная свинья - нигде такого паскудства не встречается, даже в чёрной магии. Может, кстати, вы знаете, двачеры? Что там за праздник справляли? Ещё неприятный момент - кровь была явно не тех свиней, уже протухшая, а чья - хуй его знает. Явно эти ребята не комаров на шесть литров набили.
>Арестованные кивнули друг другу, и в тот же миг сверкнули два тонких лезвия. Прежде чем их успели схватить за руки, скальпели, направленные мастерскими движениями, распороли животы обоим, и внутренности тяжело плюхнулись на ковер. Оба палача рухнули без признаков жизни. Врач скорой помощи констатировал смерть.
Всё не так уж и плохо, кроме вот этого. Распороть брюхо скальпелем, да через одежду, да так, чтобы помереть? Не верю. Любой хирург бы себе горло вскрыл, дибо в сердце воткнул.
Олсо, там никакой мистики. Следовательно похищения детей должны были раскрутить быстро. Это же 70-е.
Пиздарики
Еду в Смоленск оформлять машину. Солнечный летний день, на заднем сиденье — еда, напитки, тёплое одеяло. Возможно, придётся переночевать. Перекуры, сон минут на двадцать, бутерброд. снова в путь. стабильно — 160. Ровная прямая дорога. Через несколько часов таможня. оформление. скучные лица. бумаги, ксерокс. оплата издержек, водители огромных фур, сигареты, очереди, ожидание. Далеко заполночь — обратно. Машин мало. Встречные водители вежливо переключаются на ближний свет. Вдруг в свете фар на обочине — дед с вёдрами что-то продаёт. Останавливаюсь, выхожу. Вёдра пустые. Дед сидит на стульчике, хихикает и смотрит в сторону, на вопросы не отвечает. Бросаю в ведро десять рублей, сажусь в машину, еду дальше. Начинаю засыпать. знаю, что в таких случаях ехать дальше нельзя. Через некоторое время — сьезд с шоссе, осторожно сьезжаю. Асфальтовая дорога выводит на странный пустырь: по краям — лес, ухабистая земляная площадка. Останавливаюсь в центре, раскладываю задние кресла, расстилаю одеяло. Тихо. Почему-то не хочется выключать свет. Докуриваю сигарету, ложусь, выключаю лампу и фары. некоторое время верчусь, потом засыпаю, сон тёмный, как лес вокруг машины. Просыпаюсь от того, что машина раскачивается. Слышен смех, детский смех, забавный и зловещий одновременно. Стёкла запотели, ничего не видно. Приближаюсь к окну, пытаюсь что-то рассмотреть. В это время по стеклу с другой стороны вдруг бьёт детская ладонь, и сползает вниз, оставляя за собой чистую полосу. Кричу, не переставая кричать, перебираюсь на переднее сиденье. Судорожно ищу ключи. Нигде нет. Хлопаю себя по карманам .Смех не прекращается, машина раскачивается всё сильнее, откуда-то пахнет гарью. Ключи — в зажигании. Мотор ревёт. автоматически врубаю фары. Перед машиной плотной шеренгой стоят дети. Их где-то двадцать, одеты в старые, ещё советского образца, казённые пижамы, на их лицах и одежде чёрные пятна. Задняя передача, по ухабам, завывая движком. Детские фигуры удаляются, одна из них машет рукой. Вылетаю на шоссе, газ в пол, лечу как сумасшедший. Только сейчас замечаю, что льёт дождь. Пост ДПС. Сворачиваю к нему, чуть не врезаюсь в стену, выскакиваю, бросаюсь к удивлённому постовому, сбивчиво рассказываю, что произошло. Он смеётся, проверяет меня на алкоголь, заводит к себе, предлагает отдохнуть, наливает мне кофе, закуривает. Интересуется, где это было. Я рассказываю. Он внимательно слушает, потом мрачнеет, переглядывается с напарником. Потом они рассказывают мне, что в том месте был детский интернат, он сгорел в конце восьмидесятых, почти все воспитанники погибли. Несмотря на это, меня уверяют, что мне просто приснился кошмар. Я соглашаюсь. Здесь, в тепле, в компании вооружённых гаишников всё кажется действительно сном. Через некоторое время я благодарю их, собираюсь и выхожу к машине. На капоте, почти уже смытые дождём, видны отпечатки перепачканных сажей маленьких детских ладошек.
Прослезился...
Бамп.
> Бррр! <br /><br />
надо было посмотреть СУКА ДУПЛО ОМЕГАН ВСРАТЫЙ!!!!
Я ПРИДУ СЕГОДНЯ НОЧЬЮ К ТЕБЕ.....
Блядь, проснулся от кошмара, зашел насосач, а тут такая хуйня.
> проснулся
Уверен, что проснулся?
Пидоры, я боюсь выйти из сортира. Посрал с криппи-пастами, блядь.
Богохульная пародия на Воскрешение Лазаря из Евангелия ...
Соль, дрисня - ХЗ.
Про нож чистая правда.
Любая нечисть боится Холодного Железа.
P.S. У меня в кармене всегда нож. Правда, складной и нержавеющий, но ухоженный и любимый.
Услыхал мужик под вечер вдруг,
В свою дверь какой-то странный стук,
Но, едва шагнул он за порог,
Что-то его сбило с ног.
И вкатилась в дом живая голова,
Открывала рот и моргала она.
Ну ты и мразь
Почитай рассказ "Маниту".
Там подобная пластина отовнила дикую индейскую потустороннюю НЁХ
Ну вот. Я спрашиваю — так а что он сейчас там выглядывает, а он показывает — вот, мол, окно той квартиры, как раз напротив того угла, мне кажется, или там что–то шевелится? Смотреть я не стал, обосрался и медленно пошёл по своим делам.